— Если я захочу чью-то жену, я точно не буду пользоваться тяжелой степенью переохлаждения и полуобморочным состоянием, — сжимаю его кулак сильнее. — Сама придет.
Мы смотрим друг другу в глаза, словно два быка во время корриды. Вот только разъяренный муж пыхтит, как старый самовар, а я спокоен, будто трехметровый удав. Меня оскорбляет, что он обвинил меня в гнусном непотребстве, а он дико ревнует, хотя повода нет. Впрочем, ревнивцам повод и не нужен, они придумывают истории, верят в них, а потом сжирают себя изнутри, словно гигантский китайский богомол. Самопоедание страшнее каннибализма.
— Я убью тебя, понял, только подойди?
Усмехаюсь.
— Вот это вряд ли.
Боковым зрением вижу Петрова, что сел за кухонный стол и подпер щеку ладонью, с удовольствием наблюдая за спектаклем. Викинг нервничает, пытаясь спасти начальство от неминуемой гибели, ну что ж похвально.
— Я тебя запомнил, — отступает горе-супруг, тычет себе в глаза двумя пальцами, слегка подскакивая на месте.
Так делают боксеры, когда бой останавливают, а они еще не утолили свою жажду крови.
— Думаю, лучше записать! Олег Борисович Кириллов, отряд 1284.
Он рычит, глядя на меня, но неожиданно, здравый смысл побеждает, и он уходит.
Когда абориген покидает мою базу, я поправляю форму и сажусь за стол. Викинг что-то бурчит о том, что зря я не дал набить этому говнюку морду, будет знать, как к спасателям лезть.
— Морду бьют дурачки, стажер, — хладнокровно возвращаюсь к своим бумагам, голова чистая, нервы в порядке.
— Ну не знаю, босс. Лизка отличная девчонка, а муж — дебил, — все никак не угомонится Викинг.
Звучит смешно, потому что с Лизаветой Петровной он почти не общался и понятия не имеет, какая она девчонка, и девчонка ли вообще. Ведь даже возраст пострадавшей ему неизвестен. Но он повелся на ее миловидную внешность и красивые глаза, и теперь активно защищает. Я же по натуре прагматик. Человек, выстраивающий свою систему поступков и взглядов на жизнь в аспекте получения практически полезных результатов. И полезным будет в данном случае проучить темпераментного супруга по закону, а не руководствоваться его же варварскими методами.
— Мы оформим все официально. Подам заявление Семенычу, — имею в виду нашего участкового, — пусть составит протокол. Этот абориген впредь трижды подумает, прежде чем полезет с кулаками на сотрудника МЧС при исполнении. Это будет правильно и эффективно.
— Не занудствуй, Борисович, ну погорячился мужик. Приревновал. Девушка красивая, а ты ее телом грел, обнажённым между прочим, вот у него чердак и поехал.
— Ты знаешь, что могло случиться, если бы я не выполнил все необходимое? Еще пару минут и она бы потеряла сознание, пульс замедлился бы до тридцати шести биений в минуту, возникли бы судороги и рвота. Дыхание стало бы редким — до трех-четырех раз в минуту. Произошло бы острое кислородное голодание головного мозга, а это необратимые, на секундочку, последствия. И не было бы у этого аборигена его жены, а была бы мумия…
Я резко обрываюсь. Становится неприятно, внутри дерет, будто наждачной бумагой, делаю вид, что приступаю к работе. Да, это мое слабое место, даже на вызовах я всегда стараюсь не допустить черепно-мозговых травм, знаю каково это. Петрову известно о моей жене, потому он молчит почти целую минуту. Но потом решается развеять атмосферу.
— Как ты его назвал? Аборигеном? — хохочет. — Я его не оправдываю и понимаю, что ты поступил по инструкции.
— Сейчас мы это спустим с рук, а если в следующий раз он придет сюда с ножом?
— Значит, мы с Викингом выцарапаем ему на лбу надпись «я — осёл».
Усмехаюсь.
— И зачем она только за него вышла? — все еще «страдает» Викинг.
— За тебя что ль надо было, стажер? — смеется Петров.
— Да уж я получше буду, меня хоть по голове не бьют каждый день.
— А ты можешь застрять в дупле каком-нибудь или утонуть в бурной речке, во время спасения. Так себе жених.