Уимзи сел и стал ждать, охваченный волнением. Через некоторое время послышались шаги и в сопровождении надзирательницы вошла подсудимая. Она села напротив Уимзи, надзирательница удалилась и закрыла дверь. Уимзи, вставший при их появлении, откашлялся.
– Добрый день, мисс Вэйн, – сказал он без всякого выражения.
Девушка посмотрела на него.
– Садитесь, пожалуйста, – произнесла она своим необычным грудным голосом, который так поразил его в суде. – Я полагаю, вы лорд Питер Уимзи и пришли от мистера Крофтса.
– Да, – ответил Уимзи. От ее прямого взгляда он оробел. – Я тут, знаете ли, был… э… в зале суда… и подумал вот… э… что могу чем-нибудь помочь.
– Вы очень любезны, – сказала заключенная.
– Что вы, что вы, какая, к черту, любезность! То есть я хотел сказать… э… я вообще, знаете, люблю что-нибудь порасследовать.
– Знаю. Как автор детективов, я давно с интересом слежу за вашей карьерой, – ответила она с улыбкой, от которой у него внутри все перевернулось.
– Что ж, оно и к лучшему – значит, вы хотя бы поверите, что я не такой болван, как может показаться.
Она рассмеялась:
– Вы совсем не похожи на болвана – по крайней мере, не больше, чем любой другой джентльмен в подобных обстоятельствах. Конечно, вы не очень вписываетесь в интерьер, зато радуете глаз. И я искренне вам благодарна, хотя боюсь, мой случай безнадежен.
– Не говорите так. Он безнадежен, только если вы правда его убили, а я знаю, что это не так.
– Вы правы, я этого не делала. Но все это мне напоминает одну из моих книг, в которой я изобрела настолько идеальное преступление, что его было совершенно невозможно раскрыть. Пришлось заставить убийцу сознаться.
– Если понадобится, то и мы так поступим. А вы, случайно, не знаете, кто убийца?
– Не думаю, что он вообще был. Я убеждена, что Филипп сам принял яд. Знаете, он был склонен все видеть в черном свете.
– Насколько я понимаю, он тяжело переживал ваш разрыв?
– И это тоже. Но, по-моему, больше он страдал оттого, что его якобы никто не ценит. Ему вечно казалось, что все вокруг против него.
– И у него были основания так считать?
– Не думаю. Но я знаю, что он многим был неприятен. Филипп вел себя так, будто все ему чем-то обязаны, а это, конечно, очень раздражает.
– Понимаю. С кузеном у него были хорошие отношения?
– Да. Хотя Филипп, естественно, всегда считал, что заботиться о нем – святой долг мистера Эркарта. У него обширная клиентура, так что человек он состоятельный, но Филипп не притязал ни на какую долю – это ведь не семейный капитал. Просто он считал, что обычные люди должны обеспечивать великим художникам пищу и кров.
Уимзи был хорошо знаком с подобными артистическими натурами. Но его удивил сам тон ответа, в котором слышалась горечь и даже презрение. Следующий вопрос он задал с некоторой опаской:
– Простите за личный вопрос, вы были очень привязаны к Филиппу Бойзу?
– Очевидно, да, – это естественно в подобных обстоятельствах.
– Совсем необязательно, – возразил Уимзи. – Возможно, вы его жалели, или попали под его обаяние, или он просто взял вас измором.
– Все вместе.
Уимзи ненадолго задумался.
– Вы были друзьями?
– Нет, – резко ответила она, и Уимзи поразила прорвавшаяся в ее голосе злость. – Филипп был не из тех мужчин, что могут дружить с женщинами. Ему нужна была преданность. И он ее получил. Да, я была ему предана. Но я не могла позволить себя дурачить. Не могла позволить, чтобы мне, как мелкому клерку, назначали испытательный срок, прежде чем решить, снизойти до меня или нет. Я думала, он был честен со мной, когда говорил, что не верит в брак, но оказалось, что он таким образом проверял, насколько сильна моя преданность. Не настолько. Мне не хотелось получать предложение руки и сердца в качестве награды за плохое поведение.
– Я вас не осуждаю, – сказал Уимзи.
– Правда?
– Да. Судя по рассказам, Бойз был надутый болван, если не сказать мерзавец. Совсем как тот негодяй, который сначала притворился бедным пейзажистом, а потом взвалил на бедняжку чести груз, что непосилен для рожденных без него [18]. Представляю, как он был невыносим со своими вековыми дубами, фамильным серебром, кланяющимися арендаторами и прочей чепухой.
Гарриет Вэйн снова рассмеялась.
– Да, это было глупо. И унизительно. В общем, когда я поняла, в каком нелепом свете он выставил и себя, и меня, все тут же кончилось. Раз – и все.
Она рубанула рукой воздух.
– Да уж, подумать только, викторианский дух в человеке с такими передовыми идеями, – заметил Уимзи. – Создан муж для Бога только, и жена для Бога, в своем супруге… [19]Но я рад, что вы так обо всем этом думаете.
– Серьезно? В нынешней ситуации это мне едва ли поможет.
– Я о другом. Я имел в виду, когда все это закончится, я бы хотел на вас жениться, если, конечно, вы готовы меня терпеть и так далее.
Улыбка исчезла с лица Гарриет Вэйн; она нахмурилась и посмотрела на Уимзи с явной неприязнью.
– Так вы из этих? Значит, уже сорок семь.
– Сорок семь чего? – удивился Уимзи.
– Предложений. Письма приходят каждый день. Очевидно, на свете немало идиотов, готовых ради скандальной известности жениться на ком угодно.
– Черт возьми, как неловко получилось, – сказал Уимзи. – Видите ли, мне совершенно не нужна чья-то скандальная известность. Я и сам легко могу попасть на страницы газет, и хорошего в этом мало. Не будем больше возвращаться к этой теме.
По голосу Уимзи было ясно, что он задет, и девушка виновато на него посмотрела.
– Простите. Мое нынешнее положение очень уязвимо. Так и ждешь очередной гадости.
– Понимаю, – ответил Уимзи. – Глупо было с моей стороны…
– Нет, это было глупо с моей стороны. А почему вы?..
– Почему? Ну, я подумал, что на вас было бы приятно жениться. Вот и все. Просто вы мне понравились. Сам не знаю почему. Тут никогда не угадаешь.
– Что ж, вы очень любезны.
– Судя по вашему тону, вы находите это забавным – и очень жаль. Я знаю, что у меня глупое лицо, но с этим ничего не поделаешь. На самом деле мне нужен кто-то, с кем нескучно поговорить и с кем жизнь не будет пресной. А я бы подкидывал вам сюжеты для книг, если, конечно, это может вас привлечь.
– Едва ли вам нужна жена, которая пишет книги.
– А почему нет? Это весело – и уж точно интереснее обычных женщин, у которых на уме только платья и сплетни. Хотя, конечно, в разумных количествах платья и сплетни не повредят. Не подумайте, что я противник платьев.
– А как же вековые дубы и фамильное серебро?
– Можете не беспокоиться. Всем этим занимается мой брат. Сам я коллекционирую первые издания и инкунабулы, что несколько нудновато, но об этом вам тоже не придется беспокоиться, если только вы сами не захотите.
– Я не об этом. Что скажут ваши родные?
– Важно только мнение моей матери, а ей вы очень понравились.
– То есть вы мне уже и смотрины устроили?
– Нет, что вы. Черт, я сегодня все говорю невпопад. В первый день на суде вы так меня поразили, что я поспешил к матушке, которая, кстати, просто прелесть и все на свете понимает, и сказал ей: “Послушай! Я нашел ту самую, единственную и неповторимую девушку, и с ней творят страшное безобразие – пожалуйста, приди и поддержи меня!” Вы не можете себе представить, как тяжело мне было на это смотреть.
– Да, похоже, вам нелегко пришлось. Простите мою резкость. Но позвольте спросить, вы помните, что у меня был любовник?
– Помню, да. Ну так и у меня были любовницы. Не одна и не две. Такое с каждым может случиться. Я, к слову, могу предоставить хорошие рекомендации. Мне говорили, что в любовных делах я очень неплох, просто сейчас я в довольно невыгодном положении. Трудно излучать обаяние, когда сидишь на другом конце стола, а из-за двери пялится надзиратель.
18
Альфред Теннисон, “Лорд Берли”. В балладе главный герой женится на простолюдинке, умолчав о своем знатном происхождении и богатстве, и лишь после венчания открывает ей правду.