– Правда?
– Идея первоклассная. О таких обычно говорят: “Я часто подумывал о том, чтобы написать книгу, – ах, если бы только у меня было время, чтобы сесть и написать”. Видимо, для того чтобы породить шедевр, достаточно просто сесть. Но об этом позже. Сначала нужно разобраться с делами. Одну минуту… – Уимзи сделал вид, будто ищет что-то в записной книжке. – А, вот. Вы, случайно, не знаете, составил ли Бойз завещание?
– Насколько мне известно, да. В то время, когда мы жили вместе.
– И в чью пользу?
– В мою. Не то чтобы бедняге было что завещать. На самом деле ему нужен был литературный душеприказчик.
– То есть вы сейчас являетесь его душеприказчиком?
– Боже, мне это даже в голову не пришло! Я думала, что после нашего разрыва он, само собой, переписал завещание. И он, видимо, так и сделал – иначе со мной бы связались после его смерти, верно?
От ее честного, прямого взгляда Уимзи сделалось неловко.
– То есть вы не знали, что он изменил завещание? Я имею в виду, до его смерти?
– Честно говоря, я никогда об этом не задумывалась. Но если бы задумалась, то, конечно, пришла бы к такому выводу. А что?
– Ничего, – ответил Уимзи, – но должен сказать, я рад, что эта штуковина обошлась без обсуждения завещания.
– Вы имеете в виду судебное разбирательство? Можете говорить прямо, не опасаясь задеть мои чувства. Вы хотите сказать, что раз я все еще считала себя наследницей, то могла убить его из-за денег? Но это ведь не наследство, а чепуха. Я зарабатывала в четыре раза больше, чем он.
– Да-да. Просто у меня в голове вертится тот глупый сюжет. И теперь, когда я об этом думаю, он мне кажется еще глупее.
– Рассказывайте.
– Значит, так… – начал он, запнувшись, и затем с преувеличенной веселостью принялся излагать свою историю. – Так вот, жила-была девушка (мужчина тоже подойдет, но пусть будет девушка), которая писала романы, точнее, детективы. И был у нее друг, тоже писатель. Оба не то чтобы бешено популярные – так, рядовые романисты.
– И что дальше? Пока все правдоподобно.
– Друг этой девушки пишет завещание и все оставляет ей – ну, гонорары за книги и так далее.
– Понимаю.
– И девушка, которой этот друг, кстати, уже порядком надоел, придумывает, как с помощью громкой сенсации сделать их книги сверхпопулярными.
– И как же?
– А вот как. Она решает прикончить его тем же способом, что использован в ее последнем детективном романе.
– Смелый ход, – произнесла Гарриет Вэйн с мрачным одобрением.
– Да. На его книги, естественно, взлетает спрос, а она срывает весь куш.
– Очень изобретательно. Совершенно новый мотив для убийства – я ведь билась над этим годы. Но вам не кажется, что это может быть опасно? Вдруг ее заподозрят в убийстве.
– Тогда спрос взлетит и на ее книги.
– Это точно! Только она, возможно, не доживет до того, чтобы насладиться успехом.
– В этом вся загвоздка, – сказал Уимзи.
– А без обвинения, ареста и процесса над ней это будет только полсенсации.
– Именно. Но ведь вы, как искушенный автор детективов, придумаете какой-нибудь выход?
– Может быть. Во-первых, она могла бы обеспечить себе хитроумное алиби. Или, при известном вероломстве, свалить вину на кого-то еще. Или заставить всех думать, что ее друг покончил с собой.
– Это слишком расплывчато, – ответил Уимзи. – Как бы она это сделала?
– С ходу трудно сказать. Я подумаю и дам вам знать. Или же… о! Гениально!
– Что?
– Пусть у нее будет мономания – только не мания убийства. Это очень скучно, да и по отношению к читателю нечестно. Пусть будет человек, которому она страшно хочет принести пользу, – отец, мать, сестра, возлюбленный или какое-то дело, требующее больших денег. Она составляет в его или ее пользу завещание и дает себя повесить, зная, что после ее смерти деньги достанутся предмету любви. Ну как?
– Блестяще! – воскликнул Уимзи, увлекшись. – Но постойте. Ей ведь не дали бы вступить в наследство, разве нет? По закону преступник не получает денег.
– Вот черт! Вы правы. Она смогла бы передать только собственные деньги. Подарить или составить специальный документ… Придумала! Смотрите: если бы она сразу же после убийства написала, например, дарственную на свое имущество, это бы включало все – вместе с деньгами, которые отходят ей по завещанию ее друга. Тогда все досталось бы предмету любви – и, по-моему, в этом случае закон бессилен!
Она торжествующе посмотрела на Уимзи.
– Послушайте-ка, – сказал он, – вам нужно быть осторожнее. Вы сами не понимаете, что придумали. Но, согласитесь, сюжет отличный?
– Высший класс! Будете соавтором?
– Еще бы!
– Правда, боюсь, возможности не представится.
– Не смейте так говорить. Мы обязательно напишем вместе книгу. В конце концов, зачем я здесь, как вы думаете? Даже если бы я мог смириться с тем, что лишусь вашего общества, то лишиться шанса написать свою самую знаменитую книгу – ни за что!
– Но все, что вы успели сделать на данный момент, – это подбросить мне убедительный мотив для убийства. Сомневаюсь, что это нам сильно поможет.
– Зато я успел выяснить, что такого мотива у вас не было, – ответил Уимзи.
– Почему вы так решили?
– Если бы у вас был такой мотив, вы бы мне не сказали. Наоборот, незаметно сменили бы тему. А кроме того…
– Что?
– Я навестил мистера Коула в “Еримсби и Коул” и узнал, кто получит большую часть прибыли от книг Филиппа Бойза. И как-то не могу себе представить, чтобы он был предметом вашей любви.
– Не можете? – откликнулась Гарриет Вэйн. – Отчего же? Между прочим, я слепо обожаю все его подбородки.
– Если вам так нравятся подбородки, – сказал Уимзи, – я постараюсь отрастить себе парочку, хотя это будет очень нелегко. Главное, продолжайте улыбаться – вам это страшно идет.
“Все это замечательно, – подумал он, когда ворота закрылись у него за спиной, – веселая болтовня поднимает настроение пациенту, только вот не двигает нас вперед. А что, кстати, с этим Эркартом? В суде он выглядел вполне прилично, но тут никогда не знаешь наверняка. Стоит, наверное, заскочить к нему и немного поболтать”.
Приняв такое решение, Уимзи отправился на Уоберн-сквер, однако там его ждало разочарование. Мистера Эркарта вызвали к больной родственнице. Дверь открыла не Ханна Вестлок, а полная пожилая дама – очевидно, кухарка, предположил Уимзи. Хорошо бы ее расспросить, но Уимзи подумал, что мистер Эркарт едва ли окажет ему радушный прием, если узнает, что из его слуг вытягивают какие-то сведения у него за спиной. Поэтому Уимзи ограничился тем, что поинтересовался, когда вернется мистер Эркарт.
– Точно не могу сказать, сэр. Насколько я понимаю, зависит от того, как эта больная леди будет себя чувствовать. Если ей станет лучше, мистер Эркарт сразу вернется, потому что у него сейчас вроде бы очень много дел. А если она скончается, то он, конечно, задержится, чтобы разобраться с имуществом.
– Ясно, – сказал Уимзи. – Так неудобно получается – видите ли, у меня к нему довольно срочное дело. Не могли бы вы назвать мне его адрес?
– Извините, сэр, но я не уверена, что мистер Эркарт это бы одобрил. Если вы по деловому вопросу, сэр, можете обратиться за сведениями в его контору на Бедфорд-роу.
– Большое спасибо, – ответил Уимзи, записывая номер. – Я зайду в контору – может быть, мне даже не придется беспокоить мистера Эркарта.
– Да, сэр. Как мне передать, кто заходил?
Уимзи протянул ей свою карточку, подписав сверху: “In ге [37]Г. У. Вэйн”, и добавил:
– Но ведь есть вероятность, что мистер Эркарт вернется совсем скоро?
– Да, сэр. В прошлый раз он уезжал всего на пару дней, хвала милосердному провидению, ведь как раз тогда бедный мистер Бойз так ужасно скончался.
– О да, – согласился Уимзи, радуясь, что тема всплыла сама собой. – Могу себе представить, какое это было страшное потрясение для всех вас.