– Нет, кухарка, он скорее был зеленым, – возразила Ханна Вестлок, – или даже лучше сказать желто-зеленым. Я уж было решила, что у него что-то вроде желтухи – совсем как весной, когда у него были приступы.
– Тогда он был нездорового цвета, – согласилась миссис Петтикан, – но с тем, что в последний раз, не сравнить. Да еще ноги сводило судорогой, и как он, бедный, мучился. Сестра Уильямс тогда еще крепко задумалась – такая, знаете, милая девушка, нос не задирает, не то что некоторые. “Миссис Петтикан”, – сказала она мне, сразу видно хорошее воспитание, а то некоторые взяли моду говорить запросто – “кухарка”, будто они мне жалованье платят и могут уже и по имени не называть. Так вот: “Миссис Петтикан, – сказала она, – никогда я не видала таких судорог, кроме одного-единственного случая, который был точь-в-точь как этот. И попомните мои слова, миссис Петтикан, эти судороги неспроста”. Ох, а я ведь тогда и не поняла, о чем она.
– Это характерно для случаев отравления мышьяком, по крайней мере так утверждает его светлость, – сказал Бантер. – Чрезвычайно неприятный симптом. С мистером Бойзом ранее такое случалось?
– Судорог раньше не было, – сказала Ханна Вестлок, – но я припоминаю, что весной он, когда болел, жаловался на колотье в руках и в ногах. Знаете, как покалывает, когда ноги отсидишь. Его это донимало, потому что он как раз торопился закончить статью, а тут такое, да еще глаза у него, бедняги, болели, в общем, писание для него было пыткой.
– Судя по тому, что говорил обвинитель после беседы с сэром Джеймсом Лаббоком, – заметил Бантер, – покалывания в руках и ногах, а также ослабленное зрение свидетельствуют о том, что мышьяк ему давали регулярно, если можно так выразиться.
– Что же это за мерзкая, ужасная женщина, – сказала миссис Петтикан, – возьмите еще оладушек, мистер Бантер, – подумать только, устроить такую медленную пытку бедному мистеру Бойзу. Ладно бы в запале ударила по голове или пырнула мясным ножом – это я еще могу понять, но чтобы медленно травить человека, это надо быть дьяволом во плоти.
– Дьявол, миссис Петтикан, по-другому и не скажешь, – согласился гость.
– И ведь мерзость вся не только в том, что она обрекла беднягу на медленную мучительную смерть, – добавила Ханна. – Если б не благое Провидение, заподозрить могли бы всех нас.
– Точно, – согласилась миссис Петтикан. – Поверите, когда хозяин мне сказал, что мистера Бойза откопали, а он весь набит этим гадким мышьяком, у меня земля ушла из-под ног, а комната перед глазами закружилась, как карусель с лошадками. “Ох, сэр, – говорю я ему, – да неужто в нашем доме?” А он мне: “Миссис Петтикан, искренне надеюсь, что нет”. – Придав сцене истинно макбетовский колорит, миссис Петтикан, довольная собой, продолжила: – Да, так я ему и сказала, “в нашем доме?”, говорю, и потом я три ночи подряд глаз не сомкнула: как тут заснешь, когда полиция шастает, ужасы всякие – то одно, то другое.
– Но вам, естественно, не составило труда доказать, что это произошло не в вашем доме? – предположил Бантер. – Мисс Вестлок так замечательно выступила на суде, что для судьи и присяжных все и не могло быть яснее. Судья вас похвалил, мисс Вестлок, но тут любой похвалы будет мало. Ведь вы так просто и ясно говорили в суде перед полным залом.
– Да я никогда застенчивостью не страдала, – призналась Ханна, – и потом, мы столько раз все обговорили с хозяином и с полицией, что я уже наперед знала все вопросы и была, так сказать, подготовлена.
– Но как вам удалось так точно описать все детали и ни разу не сбиться! – восхитился Бантер.
– Понимаете, мистер Бантер, на следующее утро после того, как мистеру Бойзу стало плохо, хозяин спустился к нам вниз, сел в это самое кресло и сказал нам очень любезно, прямо как вы разговариваете: “Боюсь, мистер Бойз тяжело болен. Видимо, что-то из еды вызвало расстройство, – говорит он, – и возможно, это курица. Поэтому я хочу, чтобы вы с кухаркой, – говорит он, – подробно описали мне все, что мы вчера ели на ужин, чтобы понять, что же это может быть”. “По-моему, сэр, – говорю я, – мистер Бойз не мог вчера съесть ничего вредного, потому что мы с кухаркой – если не говорить о вас – ели то же самое, и все было в наилучшем виде”.
– И я так же сказала, – добавила кухарка. – Ужин-то был самый незатейливый – никаких тебе устриц, или мидий, или еще чего, а моллюски, известное дело, для некоторых хуже яда. Но нет, был только добрый крепкий бульончик, немножко рыбы и тушеной курочки с репой и морковкой в подливке да омлет – что может быть легче и полезней? Есть, конечно, люди, которые яйца не выносят ни в каком виде – моя мать, например, как съедала хоть кусочек пирога, в который добавили яйцо, так сразу вся покрывалась пятнами, будто у нее крапивница, представляете? Но мистер Бойз был большой охотник до яиц, а уж омлет просто обожал.
– И в тот вечер он ведь сам и приготовил омлет, да?
– Да, – подтвердила Ханна, – я еще хорошо запомнила, потому что мистер Эркарт меня спросил, есть ли свежие яйца, и я ему напомнила, что он сам днем принес яиц из магазина на углу Лэм-Кондуит-стрит, а у них там всегда яйца свежие, прямо с фермы. И еще я ему напомнила, что одно было треснутое, а он сказал: “Мы из него сегодня же сделаем омлет, Ханна”, – и я принесла с кухни чистую миску и туда как раз положила яйца, одно треснутое и три целых, и больше к ним не прикасалась до самого ужина. “И кроме того, – сказала я потом, – на кухне от дюжины яиц осталось еще восемь – отличные, свежие, проверьте сами, если хотите”. Можете спросить у кухарки, все так и было.
– Да, Ханна. А уж курица была просто прелесть. Я еще сказала Ханне: такая молоденькая, свежая, что просто грех ее тушить – как бы она красиво зажарилась! Но мистер Эркарт всегда настаивает на тушеной курице, он говорит, так она получается ароматнее, а ему, конечно, виднее.
– Приготовленная с крепким говяжьим бульоном, – рассудительно произнес Бантер, – с овощами, уложенными плотными слоями, с нежирным беконом в самом низу и сдобренная солью, перцем и паприкой, тушеная курица может превзойти почти любое блюдо. Я бы от себя порекомендовал еще soupçon [54]чеснока, но сознаю, что это не каждому по вкусу.
– Я его не то что нюхать – видеть не могу, – призналась миссис Петтикан, – но в остальном полностью с вами согласна. Я еще всегда добавляю в бульон гусиные потроха, а как наступает сезон, люблю еще подсыпать грибов, но только ни в коем случае не маринованных: на вид симпатичные, а попробуешь, так в сапожных клепках вкуса и то больше. Но главный секрет, как вы прекрасно знаете, мистер Бантер, он в том, как готовить – плотно закрыть крышку, чтобы удержать запах, и хорошенько потомить, чтобы все как следует пропиталось соками. Не спорю, блюдо очень приятное, нам с Ханной нравится, хотя мы любим и хорошо зажаренную птицу, особенно если сбрызнуть жиром да набить доброй начинкой, чтобы не пересушить. Но мистер Эркарт и слышать не желает о жареной птице, а раз он платит по счетам, то ему и командовать.
– Что ж, – сказал Бантер, – если эта тушеная курица и могла чем-то навредить здоровью, то вас с мисс Вестлок это бы точно не миновало.
– Конечно нет, – сказала Ханна, – потому что, не стану скрывать, аппетит у нас, слава богу, отменный, и съели мы все до последней ложки, кроме одного кусочка, который я дала кошке. На следующий день мистер Эркарт захотел посмотреть на остатки блюда и был очень удивлен, узнав, что все уже съедено, а блюдо давно вымыто – как будто в этой кухне грязную посуду хоть раз оставляли на ночь.