– Насколько мне известно, нет. Отец его совсем небогат – обыкновенный сельский священник со скромным жалованьем, огромным домом, который он, как священник, должен содержать, и полуразвалившейся церковью. Вся его семья – работники умственного труда, принадлежащие к незавидной части среднего класса, к тем, на кого ложится груз налогов и чье финансовое положение никогда не бывает вполне устойчивым. Переживи Бойз всю родню, едва ли ему отошло бы по наследству больше нескольких сотен фунтов.
– Мне казалось, у него где-то есть богатая тетка.
– Нет, разве что вы говорите о старой Креморне Гарден. Бойз приходился ей внучатым племянником по материнской линии. Но она уже много лет не общается с его семьей.
Внезапно на лорда Питера снизошло одно из тех озарений, когда между разрозненными фактами вдруг обнаруживается связь. Взбудораженный новостями Паркера о белом свертке, он не придал должного значения рассказу Бантера о чаепитии с Ханной Вестлок и миссис Петтикан, но теперь вспомнил об актрисе со странным именем – “Гайд Парк или вроде того”.
Картина сложилась в его голове сама собой, без каких-либо усилий, и он тут же задал следующий вопрос:
– Это, случайно, не миссис Рейберн из Уиндла, что в Вестморленде?
– Да, – подтвердил мистер Эркарт. – Я как раз недавно ее навещал. Хотя о чем я говорю, вы же мне туда писали. Бедная старушка еще лет пять назад впала в детство. Жалкое существование, должен вам сказать, – и себе, и другим в тягость. Мне всегда казалось жестоким, что закон позволяет положить конец страданиям любимого питомца, но отказывает в такой милости старым больным людям.
– Да уж, если бы мы затягивали страдания какой-нибудь кошки, общество по защите животных нас бы разделало под орех, – согласился Уимзи. – Удивительные порядки, правда? Но они ничуть не удивляют людей, которые вечно пишут в газеты жалобы на то, что собаку держат в конуре на сквозняке, зато не сделают ничего – и пальцем не пошевелят! – чтобы приструнить домовладельца, поселившего семью из тринадцати человек в сыром подвале без стекол в окнах – да и без самих окон. Это меня и правда приводит в бешенство, хотя обычно я довольно мирный болван. Бедная Креморна Гарден – хотя ей уже, наверное, недолго осталось.
– Честно говоря, на днях мы было решили, что она отошла. Старушке за девяносто, сердце сдает, и время от времени случаются приступы. Но некоторые пожилые леди необычайно живучи.
– Вы, по видимости, теперь единственный ее родственник.
– Думаю, да – если не считать моего дяди, который в Австралии, – подтвердил мистер Эркарт, не спрашивая, откуда Уимзи известно о его родственных связях. – Не то чтобы мое присутствие могло как-то поправить ее здоровье. Но я также ее поверенный, поэтому в любом случае должен находиться рядом, если вдруг что-то произойдет.
– Да, конечно. Как ее поверенный, вы, я полагаю, осведомлены о том, кому она завещала состояние?
– Естественно. Но, простите меня, я не совсем понимаю, какое отношение это имеет к теме нашего разговора.
– Понимаете, мне тут пришло в голову: вдруг Филипп Бойз так запутался в своих денежных делах – а это со всеми случается, – что решил разом все оборвать? Но если он надеялся что-то получить от миссис Рейберн, а старушонка – простите, я хотел сказать бедная старушка – уже готовилась сбросить этот бренный шум куда подальше [58], то он мог и подождать немного или даже подзанять денег, пообещав расплатиться по получении наследства. Понимаете, к чему я клоню?
– Теперь вижу – вы пытаетесь доказать, что это было самоубийство. Что ж, согласен, для друзей мисс Вэйн это наиболее перспективная линия защиты, и здесь я могу вас поддержать. Дело в том, что миссис Рейберн не оставила Филиппу ничего. И, насколько мне известно, у него не было оснований рассчитывать на часть наследства.
– Вы уверены?
– Вполне. На самом деле, – мистер Эркарт помедлил, прежде чем продолжить, – так уж и быть, расскажу: однажды он сам меня об этом спросил, и я вынужден был сообщить ему, что у него нет ни малейшего шанса хоть что-то получить от миссис Рейберн.
– Так он сам вас спрашивал?
– Да.
– Это уже что-то. Как давно это было?
– Года полтора назад, кажется. Точнее не могу сказать.
– И, учитывая, что миссис Рейберн впала в беспамятство, Бойз мог не надеяться, что она когда-нибудь изменит завещание?
– Совершенно верно.
– Понимаю. Что ж, это может оказаться полезным. Еще бы, такое разочарование – логично предположить, что он очень рассчитывал на наследство. Кстати, деньги большие?
– Немалые, тысяч семьдесят – восемьдесят.
– До чего противно, должно быть, видеть, как столько добра пропадает даром, и знать, что тебе ничего не перепадет. А вам, к слову, что-нибудь причитается? Неужели ничего? Простите мое неуместное любопытство, но вы ведь фактически ее единственный родственник и к тому же столько лет за ней присматривали, так что обойти вас в завещании было бы как-то слишком.
Адвокат нахмурился, и Уимзи принялся извиняться:
– Знаю, знаю, это ужасно бестактно с моей стороны. Простите мою оплошность. В конце концов, как только старушка отойдет, новость непременно появится в газетах, так что не знаю даже, зачем я стал вас расспрашивать. Прошу вас, извините меня и забудьте, что я сказал.
– В принципе, у меня нет оснований от вас это скрывать, – задумчиво сказал мистер Эркарт, – хотя профессиональный инстинкт и велит по возможности держать сведения о клиентах в тайне. Вообще-то я и есть наследник миссис Рейберн.
– Да? – переспросил Уимзи раздосадованным тоном. – Но в таком случае моя версия сильно проигрывает, разве нет? Я хочу сказать, кузен мог рассчитывать на вас… хотя я, конечно, не знаю, какие у вас были соображения на этот счет…
Мистер Эркарт покачал головой:
– Я вижу, к чему вы ведете, и это вполне естественное предположение. Но если бы я так распорядился деньгами, это бы противоречило воле завещательницы. И хотя я мог передать их Филиппу законным путем, с моральной точки зрения это было бы неправильно, и я обязан был это ему разъяснить. Конечно, я мог бы время от времени помогать ему небольшими суммами, но, честно признаюсь, мне это казалось нежелательным. На мой взгляд, единственным выходом для Филиппа было бы научиться поддерживать себя исключительно собственными силами – своим литературным трудом. Не хочу плохо говорить об усопших, но он был склонен… чересчур полагаться на помощь окружающих.
– Не спорю. Миссис Рейберн, надо думать, придерживалась такого же мнения?
– Не совсем. Вообще-то причины кроются в более далеком прошлом. Она считала, что семья обошлась с ней дурно. Короче, раз уж мы так далеко зашли, думаю, я могу показать вам ее ipsissima verba [59].
Мистер Эркарт позвонил в звонок на письменном столе.
– Самого завещания у меня здесь нет – есть только черновик. Мисс Мерчисон, будьте добры, принесите мне ящик с документами, на котором стоит пометка “Миссис Рейберн”. Мистер Понд покажет вам, где искать. Ящик нетяжелый.
Дама из “кошачьего приюта” молча отправилась на поиски ящика.
– Это, конечно, против правил, лорд Питер, – сказал мистер Эркарт, – но порой чрезмерная осмотрительность хуже, чем ее отсутствие, а я хотел бы, чтобы вы хорошо понимали, почему мне пришлось занять столь бескомпромиссную позицию в отношении моего кузена. Спасибо, мисс Мерчисон.
Достав из кармана брюк связку ключей, он открыл одним из них ящик и вытащил оттуда стопку документов. Уимзи наблюдал за ним, как глуповатый терьер в ожидании лакомой косточки.
– Боже ты мой, – воскликнул адвокат, – где же оно… А! Ну конечно, как я мог забыть. Прошу прощения, бумаги в сейфе у меня дома. В июне, когда у миссис Рейберн случился очередной приступ, я забрал их домой, чтобы с ними свериться, но из-за волнений, последовавших за смертью Филиппа, совсем забыл вернуть их на место. Тем не менее в двух словах суть документа такова…
58
Перефразированная строка из монолога Гамлета “Быть или не быть…