– Видимо, мне все-таки придется там объявиться, – сказал он. – Зачем этот чай вообще придумали? Только портит аппетит и настроение перед ужином.
– Да уж, мерзкое пойло, – согласился Фредди. – Питер, вас-то мне и надо.
– Аналогично, – отозвался Питер. – Разговоры меня порядком утомили. Давайте проберемся в бильярдную и укрепим тело и душу, пока на нас не обрушилась очередная буря.
– Лучшее предложение за день! – воодушевился Фредди. Он с довольным видом проследовал за Уимзи в бильярдную и рухнул в глубокое кресло. – Ох уж это Рождество – скука смертная! Самые ненавистные вам люди собираются вместе в знак взаимного расположения и тому подобного.
– Принесите нам два виски, – сказал Уимзи лакею. – И еще, Джеймс, если кто-то спросит обо мне или мистере Арбатноте, то мы, пожалуй, куда-то ушли. Ну что, Фредди, ваше здоровье! Как выражаются журналисты, не просочились ли новые подробности?
– Я все вверх дном перевернул, но кое-что о вашем знакомом разнюхал, – ответил мистер Арбатнот. – Нет, серьезно, если так дальше пойдет, мне впору заняться вашим ремеслом. Например, финансовая колонка дядюшки Фредди или что-то вроде того. Ваш Эркарт парень осторожный, хотя ему, в принципе, и положено – как-никак, респектабельный семейный юрист и так далее. Но я вчера виделся с одним типом, чей приятель слышал от своего знакомого, что в последнее время Эркарт пустился во все тяжкие.
– Вы уверены, Фредди?
– Не то чтобы прямо уверен. Но тот тип у меня вроде как в долгу – я ему посоветовал не связываться с “Мегатерием” еще до того, как они пошли на дно. И он думает, что если разыскать того знакомого – не приятеля, который ему рассказал, а другого, – то он сможет из него что-нибудь вытянуть, особенно если парню что-то посулить, улавливаете?
– Не сомневаюсь, у вас много ценных секретов.
– Скажем так, у меня есть что ему предложить. Он, как я слышал от приятеля того первого типа, сейчас на мели – попал впросак с акциями авиалиний, а если я сведу его с Голдбергом, парень спасен, потому что Голдберг – кузен старого Леви, ну, вы знаете, которого убили [67], а евреи ведь держатся друг за друга не хуже пиявок – и правильно, по-моему, делают.
– Но при чем здесь вообще старый Леви? – удивился Уимзи, стараясь припомнить обстоятельства полузабытого убийства.
– Честно говоря, – немного смущенно пробормотал Фредди, – вы бы, наверное, сказали, что я тут… э… выкинул фокус. Рахиль Леви… э… в общем, скоро станет миссис Фредди и все такое прочее.
– Ну наконец-то, – сказал Уимзи и позвонил. – Тысяча поздравлений. Долго же вам пришлось ждать.
– Да, долго, – согласился Фредди. – Не поспоришь. Я ведь христианин, вот в чем проблема, – по крайней мере, крещеный, хотя я им объяснил, что христианин из меня никудышный – я и в церкви-то бываю только на Рождество, пусть у нас и есть до сих пор своя скамья. Правда, их, по-моему, гораздо больше волнует, что я не еврей. Ну, тут уж никакие молитвы не помогут. И потом вопрос – как быть с детьми, если они появятся. Но тут я их заверил, что не возражаю, пусть считают их кем угодно – и я в самом деле не против. Как я уже сказал, если ребята попадут в компанию Леви и Голдбергов, им страшно повезет, особенно если мальчишки когда-нибудь станут заниматься финансами. А вдобавок я все-таки растопил сердце леди Леви, когда сказал, что уже почти семь лет служу за Рахиль [68], – правда, ловко придумано?
– Еще два виски, Джеймс! – потребовал лорд Питер. – Блестяще, Фредди! Как вам только в голову пришло?
– В церкви, на венчании Дианы Ригби, – ответил тот. – Невеста опаздывала уже минут на пятьдесят, делать было нечего – я и взял со скамьи Библию. Почитал – да уж, суровый дядька был этот старый Лаван – и подумал: “В следующий раз, как буду у них, надо это провернуть”, – и старушка просто растаяла.
– Короче говоря, ваша личная жизнь наконец устроена, – подытожил Уимзи. – Выпьем за это! Возьмете меня шафером, Фредди, или дело будет в синагоге?
– Вообще-то да, пришлось согласиться на синагогу, – ответил Фредди. – Но жениху вроде бы полагается привести друга. Не бросите меня, старина? И помните, шляпу не снимать.
– Буду иметь в виду, – сказал Уимзи, – а Бантер меня проинструктирует насчет церемонии. Он должен знать. Он вообще все знает. Только скажите, Фредди, вы же не забудете про мою просьбу – разведаете, что да как?
– Не забуду, дружище, честное слово. Как только что-нибудь выясню, дам вам знать. Но чует мое сердце – тут наверняка дело нечисто.
Эти слова немного утешили Уимзи. По крайней мере, он взял себя в руки и постарался оживить довольно сдержанное веселье в поместье герцога Денверского. Герцогиня Элен даже едко заметила мужу, что лорду Питеру в его возрасте уже пора бы относиться к жизни серьезно, остепениться наконец и перестать паясничать.
– Не знаю, не знаю, – ответил герцог Денверский. – Питер такой чудак – никогда не угадаешь, что у него на уме. Однажды он вытащил меня из серьезной передряги, так что пусть поступает, как ему вздумается. Оставь его в покое, Элен.
Приехавшая накануне Рождества леди Мэри считала иначе. Пробило уже два часа ночи, когда она решительно вошла в спальню младшего брата. Ужин, танцы и шарады совершенно всех измотали. Уимзи сидел в халате у камина, погрузившись в задумчивость.
– Слушай, Питер, – сказала леди Мэри, – какой-то ты подозрительно возбужденный. Что-нибудь случилось?
– Слишком много сливового пудинга, – ответил Питер, – и слишком много деревенского воздуха. Я сущий мученик – сгораю в бренди ради семейного праздника [69].
– Да, просто ужас. Но как все-таки твои дела? Сто лет не виделись. Тебя так долго не было.
– А ты, я смотрю, очень увлеклась отделкой домов.
– Надо же чем-то заниматься. Ты ведь знаешь, мне противно болтаться без дела.
– Понимаю. Кстати, Мэри, ты в последнее время часто видишься с нашим Паркером?
– Пару раз мы вместе поужинали, когда я была в городе, – сказала леди Мэри, глядя в огонь.
– Да? Он ведь очень славный малый. Надежный, простой. Правда, скучноватый.
– Чуточку слишком серьезный.
– Вот именно – слишком серьезный, – сказал Уимзи и закурил сигарету. – И мне будет очень жаль, если его постигнет разочарование. Он будет страдать. Я хочу сказать, не стоит играть его чувствами – это просто нечестно.
Мэри рассмеялась:
– Что, Питер, волнуешься?
– Н-нет. Но не хотелось бы, чтобы его дурачили.
– Послушай, Питер, но не могу же я сказать “да” или “нет”, если меня даже не спрашивают?
– Точно не можешь?
– В случае с Паркером – нет. По-моему, для него это будет грубым нарушением приличий.
– Наверное. Только вот сделать тебе предложение ему кажется не менее грубым нарушением приличий. Он в ужас приходит от одной мысли, что дворецкий когда-нибудь сообщит о прибытии “старшего инспектора Паркера и леди Мэри Паркер”.
– Значит, это тупик, да?
– Ты могла бы перестать с ним ужинать.
– Могла бы.
– Но раз ты до сих пор не перестала… Понимаю. Если я в самой что ни на есть викторианской манере спрошу Паркера о его намерениях, это как-то поможет делу?
– Откуда вдруг такое рвение сбыть родных с рук? Питер, тебя никто не обидел?
– Нет, нет. Просто примеряю на себя роль доброго дядюшки, вот и все. Видимо, старость подступает. Увы, когда молодость позади, страсть приносить пользу охватывает даже лучших из нас.
– Со мной то же самое – только я занялась интерьерами. Между прочим, эта пижама сшита по моему эскизу. Правда ведь, забавный рисунок? Хотя старший инспектор Паркер, наверное, предпочитает традиционные ночные рубашки, как доктор Спунер [70]или кто-то там еще.
67
Убийство Рубена Леви описано в романе “Чье тело?” (
68
Намек на обстоятельства женитьбы Иакова на Рахили, которому пришлось служить за нее семь лет, прежде чем ее отец Лаван дал согласие на брак: “ 18Иаков полюбил Рахиль и сказал: я буду служить тебе семь лет за Рахиль, младшую дочь твою. 19Лаван сказал [ему]: лучше отдать мне ее за тебя, нежели отдать ее за другого кого; живи у меня. 20И служил Иаков за Рахиль семь лет; и они показались ему за несколько дней, потому что он любил ее” (Быт. 29: 18–20).
69
Аллюзия на строки из поэмы Байрона “Паломничество Чайльд-Гарольда” (Песнь 4, 141), где гладиатор “растерзан ради римского праздника”.
70
Уильям Арчибальд