Мисс Мерчисон в панике схватила ящик и укрылась с ним в кабинете мистера Эр карта.
Здесь ее хотя бы не смогут случайно увидеть. Конечно, если кто-то войдет, например мисссис Ходжес, то ее присутствие здесь вызовет вопросы, но она по крайней мере услышит, что кто-то идет, и будет начеку.
Руки ее похолодели и дрожали, да и вообще в таком состоянии трудно было воспользоваться советами Вилли Виртуоза. Мисс Мерчисон несколько раз глубоко вдохнула. Ей же велели не торопиться. Вот она и не будет.
Хорошо подумав, она выбрала отмычку и вставила ее в замок. Ей показалось, она целые годы безрезультатно царапала внутри отмычкой, пока наконец не почувствовала, что зацепила крючком пружину. Осторожно нажимая и медленно поднимая крючок вверх, она вставила вторую отмычку. Мисс Мерчисон ощутила, что рычаг сдвинулся, и тут же раздался громкий щелчок – замок открылся.
Документов в ящике было немного. Во-первых, длинный список ценных бумаг, озаглавленный “Ценные бумаги, отданные на хранение в банк “Ллойдс”. Во-вторых, копии документов, устанавливающих право собственности, оригиналы которых были также переданы в банк. Затем папка с письмами. Некоторые были написаны самой миссис Рейберн, последнее отправлено пять лет назад. Кроме того, письма от арендаторов, банкиров и биржевых маклеров с копиями ответов, написанных мистером Эркартом и отправленных из конторы.
Мисс Мерчисон торопливо просмотрела все эти бумаги. Ни следа завещания или его копии – даже сомнительного черновика, который нотариус показывал Уимзи, и то не было. На дне ящика оставалось всего два документа. Мисс Мерчисон взяла в руки первый. Это была датированная январем 1925 года доверенность, по которой управление всеми делами миссис Рейберн передавалось Норману Эркарту. Второй документ, более объемистый, был аккуратно перевязан красной тесьмой. Мисс Мерчисон сдернула ее и раскрыла бумаги.
Это был договор о доверительном управлении всем имуществом миссис Рейберн, назначавший попечителем мистера Нормана Эркарта с условием, что тот будет ежегодно из перешедших в его управление средств перечислять на текущий счет миссис Рейберн определенную сумму на личные расходы. Договор был помечен июлем 1920 года, и к нему прилагалось письмо, которое мисс Мерчисон пробежала глазами:
Эпплфорд, Уиндл
15 мая 1920 года
Мой дорогой Норман,
большое спасибо за поздравления с днем рождения и за шарф – такой прелестный подарок. Как мило с твоей стороны не забывать свою старую тетку.
Думаю, теперь, когда мне уже за восемьдесят, мне стоит полностью передать управление делами в твои руки. Ты и твой отец прекрасно помогали мне все эти годы, неизменно советуясь со мной по поводу всех инвестиций. Но теперь я совсем состариласьи потеряла связь с современным миром, а потому нет смысла притворяться, будто мое мнение еще что-нибудь значит. Более того, я не только постарела – я очень устала,и хотя ты чрезвычайно понятновсе объясняешь, в столь преклонном возрасте написание писем для меня– это gene [79]и тяжелое бремя.
Поэтому я решила все имущество передать тебе в управление до конца моей жизни, составив доверенность, по которой ты мог бы вести дела по своему усмотрению, не спрашивая у меня разрешения по каждому вопросу. Кроме того, несмотря на то, что я все еще пребываю в добром здравии и рассудок меня не покидает, все может вмиг перемениться. Вдруг меня сразит паралич, или я тронусь умом, или мне взбредет в голову как-то нелепо распорядиться деньгами – такое ведь нередко случается с глупыми старухами.
Так что прошу тебя составить документ и привезти мне на подпись. А я заодно дам тебе указания насчет завещания.
Еще раз благодарю за поздравления.
С любовью,
твоя двоюродная бабушка
Розанна Рейберн
– Ага! – воскликнула мисс Мерчисон. – Значит, завещание все-таки было. И доверенность, наверное, тоже важна.
Она перечитала письмо, просмотрела основные положения доверенности, обратив особое внимание на то, что Норман Эркарт назначался единственным доверенным лицом, и постаралась запомнить наиболее значимые из ценных бумаг. Затем сложила документы в прежнем порядке, заперла ящик – замок поддался как миленький, – отнесла его в общий офис, поставила на место, нагромоздив сверху другие ящики, и как раз уселась за пишущую машинку, когда вошла миссис Ходжес.
– А я только что закончила, миссис Ходжес, – весело сказала она.
– Я уже так и подумала, – ответила миссис Ходжес, – машинки-то вашей не слыхать.
– Я делала заметки от руки, – сказала мисс Мерчисон. Смяв первую страницу аффидевита с опечаткой, она бросила ее в корзину для бумаг вместе с новой страницей, которую начинала печатать. Из стола она достала заранее приготовленный правильный вариант первой страницы, вложила ее в папку с текстом, упаковала в конверт первый экземпляр и необходимые копии, запечатала его и адресовала гг. Хэнсону и Хэнсону, надела шляпу и пальто и, учтиво попрощавшись в дверях с миссис Ходжес, ушла.
До конторы Хэнсонов пешком было совсем недалеко; там она опустила конверт в почтовый ящик. Напевая себе под нос, мисс Мерчисон бодро зашагала в сторону автобусной остановки на пересечении Теобальдс-роуд и Грейз-Инн-роуд.
– По-моему, я заслужила ужин в Сохо, – сказала сама себе мисс Мерчисон.
Направляясь от Кембриджской площади на Фрит-стрит, она снова тихонько запела. “Да что это за дурацкая мелодия?” – оборвала она себя. Немного поразмыслив, она поняла, что это “Вхожу я во врата… ”
– Господи помилуй! – вздохнула мисс Мерчисон. – Я схожу с ума, не иначе.
Глава XV
Лорд Питер похвалил мисс Мерчисон и угостил ее изысканным обедом в “Рулз” [80], где для тонких ценителей имеется превосходный выдержанный коньяк. Конечно, мисс Мерчисон вернулась в контору чуть позже, чем положено, и забыла отдать лорду Питеру отмычки – но в приятной компании за бокалом хорошего вина немудрено позабыть о мелочах.
Уимзи же, проявив нечеловеческое самообладание, вернулся домой обдумать сложившееся положение, вместо того чтобы стрелой помчаться в тюрьму Холлоуэй. Хотя подбадривать узницу было делом необходимым и благородным (так он объяснял свои чуть ли не ежедневные визиты), Уимзи не мог не согласиться, что доказать ее невиновность будет еще полезнее и благороднее. И пока он в этом не очень преуспел.
Когда Норман Эркарт показал ему черновик завещания, версия о самоубийстве стала казаться очень перспективной; однако теперь Уимзи в этот черновик не верил ни на грош. Оставалась еще слабая надежда, что в “Девяти кольцах” обнаружится сверток с белым порошком, но время беспощадно утекало, и надежда таяла с каждым днем. Уимзи приводило в бешенство собственное бездействие – ему хотелось бежать на Грейз-Инн-роуд, чтобы допросить, запугать, подкупить, обыскать всех, кого только можно, и обшарить каждый метр вокруг “Колец”, но он знал, что полиция с этим справится гораздо лучше, чем он.
И все-таки зачем Норман Эркарт решил ввести его в заблуждение насчет завещания? Он мог бы просто ничего не рассказывать. Тут что-то нечисто. Но ведь если Эркарт на самом деле не настоящий наследник, то он затеял опасную игру. Как только старая дама умрет, завещание будет утверждено, а все сведения, скорее всего, опубликованы. Умереть же она может со дня на день.