Выбрать главу

– Мне это хорошо известно, – учтиво отозвался тот.

– Остается только омлет. Чудесное блюдо, если его правильно приготовить и, что самое главное, немедленно съесть. А какая очаровательная идея – подать яйца и сахар прямо к столу, чтобы там же и приготовить омлет. К слову, от этого блюда прислуге ведь не досталось ни кусочка? Нет, конечно нет! Разве можно оставлять недоеденным такое чудное лакомство? Кухарка потом сама состряпает для себя и для горничной свежий омлет. Уверен, кроме вас с Филиппом последнее блюдо не попробовал никто.

– Так и есть, – ответил мистер Эркарт, – мне незачем это отрицать. Не забудьте только, что сам я этот омлет пробовал и не ощутил никакого недомогания. А кроме того, его собственноручно приготовил мой кузен.

– Именно так. Четыре яйца, если не ошибаюсь, с добавлением сахара и джема из общих запасов, так сказать. Нет, я не думаю, что стоит подозревать сахар или джем. Э… насколько мне известно, одно из яиц, принесенных к столу, было треснутое?

– Возможно. Я уже не помню.

– Нет? Ну, не страшно, вы же не под присягой говорите. А вот Ханна Вестлок помнит, как вы принесли яйца – вы ведь, кстати, сами их и купили, – заметили, что одно из них треснуло, и потому настоятельно рекомендовали его для омлета. Точнее говоря, вы сами и положили яйцо в миску.

– И что с того? – спросил мистер Эркарт уже не так небрежно.

– В треснутое яйцо проще простого ввести порошок мышьяка, – ответил Уимзи. – Я даже провел эксперимент с маленькой стеклянной трубкой. Хотя еще удобнее, наверное, использовать небольшую воронку. Мышьяк – вещество довольно тяжелое: в чайной ложке помещается целых семь или восемь гран. Так что он собирается на дне яйца, а если на поверхности и останутся какие-то следы, их легко стереть. Конечно, еще проще было бы влить мышьяк в жидком виде, но по некоторым причинам я поставил опыт с обыкновенным белым порошком. Он прекрасно растворяется.

Мистер Эркарт достал из портфеля сигару и принялся увлеченно ее раскуривать.

– Вы хотите сказать, что, после того как четыре яйца разбили, отравленное при перемешивании каким-то чудесным образом удержали в стороне и вместе с мышьяком поместили на одном конце сковороды? – поинтересовался он. – Или, может, мой кузен сам положил себе отравленную часть омлета и любезно оставил мне безвредную?

– Конечно нет, – ответил Уимзи. – Я только утверждаю, что яд содержался в омлете и попал туда через яйцо.

Мистер Эркарт бросил в камин спичку.

– Сдается мне, в вашей теории есть трещина – как и в том яйце.

– Но я еще ее не изложил. Следующая часть моей теории строится на самых пустяковых обстоятельствах. Позвольте их перечислить. Ваше нежелание пить за ужином, цвет лица, пара-тройка ногтей, несколько состриженных волос, за которыми вы так тщательно ухаживаете, – и вот, сложив все вместе и прибавив пакетик с белым мышьяком из секретного шкафчика в вашем кабинете, остается лишь перемешать – и опля! – пенька, мистер Эр карт, получается пенька.

Уимзи изобразил в воздухе петлю.

– Я вас не понимаю, – хрипло ответил адвокат.

– Ну как же, пенька – из которой плетут веревки, – пояснил Уимзи. – Пенька – превосходный материал. Ладно, вернемся к мышьяку. Вообще-то, как вы знаете, мышьяк людям противопоказан, однако в этой пресловутой Штирии [125]какие-то дремучие крестьяне вроде бы лопают его за милую душу. Сами они говорят, что мышьяк облегчает дыхание, благотворно влияет на цвет лица и делает гладкими волосы, поэтому его даже лошадям дают; не то чтобы у лошадей был какой-то особенный цвет лица, но вы меня поняли, надеюсь. Был еще ужасный господин по имени Мейбрик, который, по слухам, тоже принимал мышьяк. В любом случае хорошо известно, что некоторым людям после определенной тренировки удается съедать такие дозы, которые бы обычного человека прикончили. Хотя что я вам рассказываю, вы и так знаете.

– Впервые слышу.

– Вот как? Ну да ладно. Сделаем вид, будто вам все это в новинку. В общем, жил да был один господин – забыл, как его звали, но про это написано у Диксона Манна, – так вот, захотел он разобраться, в чем же фокус: долго ставил опыты на собаках и другом зверье, скармливал им мышьяк, многих уморил и наконец выяснил, что раствор мышьяка сразу действует на почки и потому чрезвычайно вреден для организма, а вот порошок можно давать день за днем, постепенно увеличивая дозу, и в конце концов человеческое нутро (знавал я одну даму в Норфолке, которая называла внутренности трубочками) приучается гонять мышьяк туда-сюда так, что вы даже глазом не моргнете. Я где-то читал, что это все благодаря лейкоцитам – знаете, такие маленькие белые штуковины, они как бы окружают попавший в кровь яд и вмиг его обезвреживают. Как бы там ни было, если принимать мышьяк достаточно долго – скажем, год, – у вас развивается что-то вроде иммунитета и от шести-семи гран порошка у вас даже живот не прихватит.

– Очень занимательно, – сказал мистер Эркарт.

– Похоже, эти штирийские селяне именно так и поступают, причем после приема мышьяка часа два или около того ничего не пьют, опасаясь, как бы яд не проник в почки и их не прикончил. Боюсь, медицинскую часть я изложил неважно, но суть, кажется, передал. И вот мне пришла в голову мысль: а что если вас, любезный, посетила гениальная идея – сначала приучить себя к мышьяку, а потом разделить с другом чудесный отравленный омлет? Друг бы умер, а вам хоть бы хны.

– Понимаю.

Адвокат облизнул губы.

– Что ж, цвет лица у вас хороший, чистый, правда, в паре мест от мышьяка появились небольшие пятнышки – такое случается, потом – у вас гладкие волосы и так далее, за едой вы стараетесь не пить, и в какой-то момент я сказал себе: “Питер, а вдруг?..” А когда у вас в шкафу нашли пакетик с белым мышьяком – не будем сейчас обсуждать как, – я подумал: “Так, так, так – и давно это началось?” Два года, любезно сообщил полиции ваш иностранный фармацевт. Правильно, да? Кажется, около двух лет назад и прогорел трест “Мегатерий”? Ладно, не хотите – не говорите. Затем мы добыли немножко ваших ногтей и волос, и – что бы вы думали? – они были просто нашпигованы мышьяком. И тут мы сказали: “Ага!” Потому я и пригласил вас сегодня к себе побеседовать. Подумал, вдруг у вас возникнут какие-то предложения.

– Я могу вам предложить только одно, – сказал мистер Эркарт, ужасно побледнев, но сохраняя самообладание, – хорошенько подумайте, прежде чем с кем-либо делиться этой вздорной теорией.

Не знаю, что вы вместе с полицией, которая, по-моему, способна на что угодно, успели мне подбросить, но распускать слух, будто я принимаю бог знает что, – это чистой воды клевета и, между прочим, подсудное дело. В последнее время я действительно принимал лекарство, содержащее незначительное количество мышьяка, – рецепт можно получить у доктора Грейнджера, – и вполне вероятно, что какие-то следы остались в моих волосах и коже, но помимо этого для ваших возмутительных обвинений нет никаких оснований.

– Никаких?

– Никаких.

– Тогда скажите на милость, – холодно произнес Уимзи, и в его сдержанном тоне послышалась угроза, – как вы ухитрились за вечер без сколько-нибудь заметных последствий употребить дозу мышьяка, достаточную, чтобы убить двух-трех человек? Эти противные сласти, которые вы тут вовсю уплетали с самозабвением, неприличным для вашего положения и возраста, обсыпаны мышьяком со всех сторон. И вы их съели, господь вас прости, полтора часа назад. Если бы мышьяк мог вам навредить, вы бы уже час корчились в агонии.

– Черт вас подери!

– Может, прислушаетесь к себе и найдете хоть парочку симптомов? – едко спросил Уимзи. – Принести вам таз? Или позвать врача? В горле не жжет? Внутренности не пронзает острая боль? Уже, конечно, поздновато, но при определенном старании у вас еще получится что-нибудь изобразить.

– Вы лжете. Вы бы на такое не осмелились. Это же убийство!

– Полагаю, не в данном случае. Но я готов подождать и убедиться.

вернуться

125

С середины XIX века в печати обсуждался обычай крестьян из австрийской провинции Штирия принимать мышьяк для укрепления здоровья. Факты подтверждаются работой К. Маклагана, опубликованной в 1864 году в “Эдинбургском медицинском журнале”. Первое сообщение появилось в печати в 1851 году и вызвало огромный интерес в Англии как среди медиков, так и среди дилетантов.