Как нам сообщил мистер Арбатнот, примерно в то же время Эркарт пустился в рискованные спекуляции. Он ошибался, терял деньги, старался выкарабкаться, но увязал все глубже. Сильно пострадал от чудовищного краха треста «Мегатерий». Потерял он гораздо больше, чем мог себе позволить; благодаря изысканиям мисс Мерчисон, о которых, кстати, мне бы очень не хотелось упоминать в официальном отчете, мы знаем, что Эркарт долгое время злоупотреблял полномочиями доверенного лица, пользуясь средствами миссис Рейберн для своих финансовых спекуляций. В качестве обеспечения больших займов он предоставлял ее земельную собственность, а добытые таким образом деньги вкладывал в «Мегатерий» и прочие рискованные предприятия.
Пока миссис Рейберн жива, ему, казалось бы, ничего не грозило — выплачивай только необходимую сумму на содержание дома и домочадцев. Как ее поверенный, он оплачивал все счета, все расходы по хозяйству, он же выдавал жалованье слугам, и, пока деньги регулярно приходили, никто не смел совать нос в управление капиталом. Но сразу же после смерти миссис Рейберн ему пришлось бы отчитываться перед вторым наследником, Филиппом Бойзом, за растраченные средства.
И вот в 1929 году — примерно в то же время, когда между Филиппом Бойзом и Гарриет Вэйн произошел разрыв, — у миссис Рейберн случился тяжелый приступ; казалось, она не выживет. И хотя опасность миновала, положение ее было нестабильным. Почти сразу после этих событий Эркарт сближается с Бойзом и даже приглашает его пожить в своем доме. За время, что Бойз провел там, у него было три приступа, которые доктора объяснили гастритом, хотя подобные симптомы наблюдаются и при отравлении мышьяком. В июне 1929 года Бойз уезжает в Уэльс, и здоровье его поправляется.
В отсутствие Бойза у миссис Рейберн случается очередной приступ, и Эркарт спешит в Уиндл, при печальном исходе планируя, возможно, уничтожить завещание. Однако миссис Рейберн остается жива, и он едет в Лондон, где встречается с только что вернувшимся из Уэльса Бойзом. В тот вечер Бойз заболевает — симптомы те же, что и прошлой весной, только гораздо сильнее. Через три дня он умирает.
Эркарт теперь в безопасности. Как наследнику имущества, очищенного от долгов и завещательных отказов, после смерти миссис Рейберн ему отойдет все, что первоначально завещано Бойзу. Конечно, денег он не получит — их он уже давно присвоил и потерял, — но зато никто не потребует у него отчета об этих деньгах, а значит, его мошенничество останется в тайне.
Доказательства, касающиеся мотива, неоспоримы и гораздо более убедительны, чем те, что содержатся в деле мисс Вэйн.
Но остается одна неувязка, Уимзи. Когда и где мог он отравить Бойза? Мы знаем, что у мисс Вэйн был мышьяк, а также возможность без свидетелей дать его потерпевшему. У Эркарта для этого был один-единственный шанс — во время ужина с Бойзом, и если в этом деле и можно хоть что-то сказать наверняка, так это что мышьяк Бойзу дали не за ужином. Все, что Бойз съел или выпил, попробовали также Эркарт и/или слуги — за исключением бургундского, но экспертиза показала, что оно совершенно безвредно.
— Знаю, — сказал Уимзи, — это как раз и подозрительно. Вы когда-нибудь слышали, чтобы обыкновенный ужин окружали такими предосторожностями? Это же абсурд, Чарльз. Херес из свежеоткупоренной бутылки наливает служанка, затем суп, рыба и тушеная курица — блюда, которые можно отравить разве что целиком, но не после разделения на порции, далее омлет, как нарочно, приготовленный жертвой собственноручно, вино — бутылку, заметим, запечатывают и подписывают, — кроме того, все блюда доедают на кухне слуги. Такое ощущение, будто кто-то из кожи вон лез, пытаясь устроить ужин, способный рассеять любые подозрения. Вино — это последний штрих, который делает картину абсолютно неправдоподобной. Сами посудите: неужели в самом начале болезни, когда ни у кого еще не возникает подозрений и когда любящий кузен должен с ума сходить от беспокойства за своего занемогшего родственника, невиновному человеку придут в голову мысли о возможных обвинениях в отравлении? Если сам он был невиновен, значит, кого-то подозревал. А если подозревал, тогда почему не рассказал врачу, чтобы тот сделал необходимые анализы? С чего бы ему вообще пытаться оградить себя от обвинений, когда его никто и не думает обвинять, если только он не предполагал, что позже для этого найдутся веские причины? И потом, есть еще показания медсестры.
— Да. У нее-то были подозрения.
— И если бы Эркарт о них знал, то наверняка попытался бы их опровергнуть. Но думаю, он о них не догадывался. Здесь я полагаюсь на то, что вы сегодня нам рассказывали. Полиция снова побеседовала с медсестрой, мисс Уильямс, и та подтвердила, что Норман Эркарт прилагал все усилия, лишь бы не оставаться с больным наедине и не давать ему ни еды, ни лекарств — даже в ее присутствии. Не кажется ли вам, что это указывает на нечистую совесть?