Адалан, уткнувшись носом в колени, сидел под стеной и ревел, решив для себя, что никогда больше не вылезет из подвала и лучше умрет тут от холода и голода, чем позволит всем, кто сильнее, над собой издеваться. А наревевшись - так и задремал. Разбудил его удивленный оклик:
- Адалан?
Адалан дернулся и открыл глаза. Длинные тени, влажный камень и холод, заставляющий стучать зубами, - он и не понял сначала, где находится. Потом вспомнил про подвал, узнал голос и испугался: теперь точно убьет - еще ни разу Борас не заставал его здесь. Жестокий ко всем, от помощников до последнего кота-крысолова, старик никогда не бил любимчика по-настоящему. Может, по щекам когда или по заднице - так это и не наказание даже. Но Адалан все равно боялся до дрожи. Он много раз слышал, как ласково уговаривал дед Бо несчастных, уводя в подвал. А потом они возвращались тихими и покорными, будто изломанными, совсем не похожими на себя.
- Зачем ты тут, мой сладкий? - Бо присел, поставил подсвечник, улыбнулся. - Неужели так торопишься сюда попасть? Не время еще, подожди, подрасти немного, авось хозяин сам приведет... А я вот башмачок твой нашел. Давай-ка надену.
От старика воняло мокрой кожей, потом и кислым вином из ягод ночной невесты, глаза блестели, как у пьяного или безумца, а руки так и тянулись к нему. Адалан вжался в стену, стараясь спрятать босую ступню.
- Ну-ну, не жмись. - Бо ухватил за щиколотку, вытянул ногу, ощупал, погладил. - Во-от так, какие косточки тонкие...А дрожишь чего? Замерз? Сейчас, наденем, завяжем... вот и хорошо. Какой же ты грязный! А то как хозяин тебя такого увидит? Куда только эта Трина смотрит, дармоедка толстозадая! Вот я ей устрою помывку. Пойдем...
Прачка Трина сдирала кожу мочалкой, поливала едва ли не кипятком и безбожно рвала волосы, но зато ничего о нем не думала - не жалела, не завидовала, не ненавидела, не прикидывала его цену - ей было все равно; и от ее безразличия страхи улетучивались, на душе делалось пусто и спокойно. Адалан обрадованно вскочил и уже готов был бежать в прачечную. Бо ускользнуть не дал - как клещами, вцепился пальцами в плечо и повел. Но не дойдя до нужной двери всего шагов десять, остановился, зло ругнулся, а потом вдруг заулыбался во все гнилые зубы:
- Ну и кому нужна эта распустеха? Рылом не вышла - моего малыша касаться. Сам вымою, пошли. - И повернул в другую сторону, к себе домой.
Жил Борас тут же, в школе, в дальнем крыле, где ночевали и другие работники: повара, уборщики, швеи, некоторые наставники и охрана. Комната у него была небогатая: стол, сундук вместо стула, рядом - низкая лежанка, бочка с водой в углу да прокопченный очаг. Адалан стоял посреди комнаты, не зная, что делать. Хотелось удрать, но Бо, конечно, не позволит - сразу схватит. Ну и что, что старый, все равно ловкий и сильный, а когда надо - и догонит кого угодно, это знали все дети.
Дед взял со стола котелок, зачерпнул из бочки, подвесил над очагом и начал разводить огонь, не спуская с Адалана цепкого, жадного взгляда, словно собирался сварить его и съесть. Потом присел перед ним на колено, распустил шнурок, стягивающий волосы, развязал поясок и уже хотел раздеть, как вдруг в коридоре послышались шаги.
Старик Бо даже вздрогнул и глаза выкатил, а потом схватил Адалана и сунул под лежанку, да еще и край постели ниже стянул, будто сама сбилась. Едва успел распрямить спину, дверь с грохотом распахнулась, и на середину комнаты плюхнулся один из старших воспитанников, тринадцатилетний Лин. Не издав ни звука и даже не пытаясь подняться, Лин отполз в угол. Адалан, чтобы не вскрикнуть с перепугу, зажал рот ладонью и замер.
Вслед за мальчишкой в комнату вошел взрослый. Из-под лежанки не было видно, кто это, но голос хозяина, почтенного Нарайна Орса, Адалан узнал сраз. Обычно высокомерный и спокойный, сегодня он был в ярости.
- Полюбуйся на эту неблагодарную скотину, Борас, нравится? Я поймал его на краже!
Хозяин не кричал, наоборот, говорил тихо с шипением и ледяным посвистом. Но лучше бы кричал, потому что этот его шепот напугал даже деда Бо: тот в ответ слова не вымолвил.
- Мои покупатели - самые богатые и влиятельные лица к северу от Поднебесья, - продолжил хозяин, с трудом переводя дыхание. - Не хватало только, чтобы поползли слухи, что воспитанники Нарайна Орса крадут! - и поддал по ногам мальчишки окованным носком сапога. - Он твой, Бо.
- Мой? - смотритель, казалось, не поверил.
- Весь с потрохами. Владей и пользуйся, делай, что хочешь. Его теперь не продать - я не буду позориться, предлагая своим покупателям вора. Но надо, чтобы все эти щенки собственными глазами увидели, что бывает с теми, кто не печется о моей репутации, и раз и навсегда усвоили: порченый товар я не держу. Сделай это, преподай им хороший урок.
- Ты знаешь мои вкусы, хозяин, - голос Бо стал вдруг хриплым и дрожащим. - Мало кто выдерживает... а он хлипкий.
- Сдохнет - туда и дорога, я готов списать убытки, - уже спокойнее ответил хозяин и удалился, с силой хлопнув дверью.
От громкого хлопка Адалан зажмурился, сжался, уткнулся носом в коленки. Ему совсем не хотелось знать, что будет дальше. Хотелось оказаться где угодно, хоть снова в сыром подвале, хоть даже в чулане вместе с Нальсом, только бы не здесь: не видеть, не слышать, придумать, что ничего и не было.
Некоторое время было тихо, только слышно тяжелое дыхание Бораса и тихое, прерывистое - Лина. Потом мальчишка как-то совсем жалко всхлипнул и невнятно прошептал:
- Господин... я для вас все сделаю, только скажите. Я и не крал никогда...
- Сделаешь, конечно, сделаешь.
Стоптанные подошвы прошуршали мимо, потом Бо заговорил очень близко, уже у самого пола. Нежность и дрожь в голосе пробрали до костей даже Адалана под лежанкой - от медовых слов живот сводило судорогой.
- Ну-ка дай я посмотрю-то на тебя... какой красивый мальчик. Очень красивый. И где только Нарайн вас, таких, берет... а это что, кровь? Это почтеннейший наш хозяин так тебя приложил? Ма-аленький мой. Больно? Думаешь, ты знаешь, что такое больно? Ничего ты еще не знаешь, глупыш...
В следующий миг Адалан услышал глухой удар, звук падения, сдавленный вскрик, треск рвущейся ткани... возня, крик и снова удар. Открыл глаза - и тут же зажмурился снова. Только уши заткнуть не получалось: как ни старайся - все равно слышно. Ласковые уговоры Бораса, мольбы и стоны, и удары один за другим с влажным хлюпаньем и хрустом... А потом что-то мокрое и теплое на полу, под локтями, под коленями... только не смотреть! Не смотреть, не слушать, не помнить, не знать...
Временами все стихало. Борас ругался сквозь зубы, шел к бочке, плескал водой. Вода текла по полу, холодное мешалось с теплым, потом Лин опять начинал стонать, и все повторялось снова...
- Надо же... а малыш-то совсем не такой и хлипкий, - проворчал Бо себе под нос. - Это хорошо. Почтенный Нарайн хотел деткам урок преподать? Вот, рыженький, будешь еще и уроком. Только живым - это вряд ли. Да и зачем? Поверь старику, мальчик, за жизнь цепляться не стоит...
Вдруг смотритель прервался на полуслове, замер, а потом зло зашипел:
- Ах ты, гаденыш маленький, кол тебе в глотку! Ты здесь еще!
Адалан почувствовал, как стальные пальцы хватают за плечо и тянут наружу, и открыл глаза. Пол комнаты был сплошь покрыт розовыми сукровичными лужами, посередине - изломанное тело. Лохмотья, оставшиеся от одежды, почти не прикрывали ни наготу, ни следы побоев. Лицо... лица не было, разве что по рыжим завиткам можно было еще узнать Лина. Но самым страшным было то, что губы на этом жутком лице все еще шевелились: мальчишка пытался что-то сказать, но что - разобрать было невозможно.
- Адалан, ты никак подглядывал? Адалан!
Резкая оплеуха отдалась болью и звоном в ушах. Адалан отвернулся от Лина и уставился на старика.
- Прятаться - нельзя, подглядывать и подслушивать - нельзя! Видишь, - Бо указал на Лина, - что бывает с детьми, которые делают то, что нельзя? Я люблю тебя, Адалан, я никому не скажу, что ты тут прятался и подглядывал. Но если ты сам кому-нибудь проболтаешься или не станешь меня слушаться - пеняй на себя: тоже будешь наказан. Как он. Понял?