- Это какое вино, дармоедка! - заорал он.
Девчонка упала.
Жадиталь, уже привычно, не задумываясь, обхватила шею Такира и... сгребла пустоту - зверь, даже не поворачиваясь, одним толчком лап взвился в воздух, чтобы в тот же миг обрушиться на южанина. Разорвет! Даахи, потерявшему человеческий облик, такого не стерпеть. Он разорвет глупца. И надо бы кинуться на помощь, но тело оцепенело - ни встать, ни крикнуть. Ни даже отвернуться, чтобы не видеть расправы.
Но тут другой зверь, черный, как головешка, подскочил к Такиру из-за спины, схватил за загривок и отдернул в сторону, сам встал над окровавленными телами. Этот казался вполовину меньше мощного Такира, но почему-то не выглядел напуганным: голова поднята и уши торчком. Он даже не оскалился на гневный рык соперника, только чуть сморщил нос, обнажая клыки, и угрожающе приподнял хвост. Такир еще раз рыкнул, уже не злобно, а скорее жалобно, с подвыванием, потом повернулся и, опустив голову, поплелся в сторону от дороги. Черный потрусил рядом. И только тут, по коротким рожкам, по густо-синему хомуту шерстяной ткани на шее, Жадиталь узнала сына Белокрылого. Щенок! А усмирил зверюгу...
Впрочем, об этом думать было некогда - она, подхватив свою лекарскую сумку, спрыгнула с повозки и поспешила к пострадавшим. Девушка-рабыня со стоном приподнялась и села. Удар бутылью пришелся чуть выше правого виска: стекло рассекло кожу, и теперь кровь заливала глаз, густо капая на светлое сари. Ее хозяин лежал пластом, не шевелясь, хотя все еще дышал. Горло прокушено, но ни один из важных сосудов не порван. Вторая служанка бухнулась рядом на колени и оцепенела, не зная, что делать. Только хлопала глазами да хватала воздух открытым ртом.
Жадиталь окликнула Ваджру и указала ему на девушку, а сама занялась ранами шиварийца. Видят Творящие, этот злодей не заслужил сострадания. Остался бы немым - получил бы достойный урок. Но на его счастье Жадиталь была не из тех, кто бросит больного без помощи. Она быстро и тщательно промыла рану, наложила чистую повязку, влила в рот чужеземца добрый глоток успокоительного. А потом, немного подумав, дала глотнуть и его испуганным рабыням.
Как Армин оказался рядом, Жадиталь не поняла. Но он тоже наклонился к южанину, внимательно осмотрел. А когда от слабости у нее закружилась голова - заметил, подхватил под локоть и помог подняться.
- Слава Творящим, обошлось, - сказал он не то ей, не то Фасхилу. А может быть и всем стражам разом. - Волчонку скажи спасибо, т’хаа-сар, - вовремя успел. А если бы нет?
Все-таки Фасхилу. Доволен, что доказал что-то, правым вышел? Но зачем столько высокомерия?! Будто бы рад, что девчонку-рабыню покалечили, или что Такир сорвался и чуть не убил человека... этого Жадиталь не понимала. Хотела бы понять, но, видно, сам Армин не хотел. Всегда так: попробуешь приблизиться - отталкивает, позовешь - сделает вид, что не слышал. Она еще помнила того мальчика, с которым мечтала подружиться, когда только приехала в замок ордена. Ей было одиноко среди чужих взрослых, неуютно и страшно. Ему - тоже, она видела... думала, что видит. Но златокудрый Ари всегда смотрел на берготку Таль как на пустое место. Или вовсе отворачивался и уходил. Никогда не понимала орбинитов: ни Армина, ни магистра Майялу, ни почтеннейшего Кера с его замашками хозяина Тирона... даже с Ланом было ох как непросто. И не удивительно, что их не любят. Учитель Дайран - счастливое исключение - только подтверждал правило.
Между тем Армин продолжал:
- Да, дерьмо-человечишка, и умер бы - не велика беда. Но там, - он указал на стену, - полно таких. Всем, что ли, горло рвать?
Но и Фасхила переубедить было непросто.
- Никто никому горло не порвал. И не порвет. Мы сами можем позаботиться о своих братьях.
- Вот и позаботьтесь сами. Подальше от города и людей!
Фасхил все еще выглядел спокойным, но не для Жадиталь, которая в последний месяц много чего насмотрелась. Глаза Барса - первый признак зверя - уже налились холодным золотом, плечи и спина напряглись и закаменели: т’хаа-сар с трудом сдерживал обращение. А Армин как будто не видел ничего. Или не хотел видеть?.. Ох, Ари! Подумал бы лучше, кого за усы трепать.
Жадиталь в отчаянии отвернулась. Да что же кругом творится! Они так спешили домой, так надеялись - зачем? Чтобы получить это: покалеченную девчонку, тяжелораненого чужеземца, хлопок родных дверей перед носом? Такир притих и на людей не бросается только благодаря Сабаару, но сможет ли бедняга жить, когда обернется? Да и остальные немногим лучше... для полной катастрофы только поединка сильнейших и не хватает.
Жадиталь чуть было не кинулась разнимать спорщиков, но остановил Белокрылый. Он кивнул на раненого и спросил:
- Как он?
- Выживет. Заговорит ли - не знаю. Да и знать не хочу. Кем бы он ни оказался, лечить не буду.
Жадиталь ответила, и только тут поняла - он ведь и так знает, зачем спрашивает? Удержать ее от опрометчивого шага? Заставить отвлечься?
А Рахун продолжил, будто не заметив ее смятения:
- И не нужно - передадим Торговой Палате, пусть сами разбираются.
Тут же послал ее мальчишек в обход боковыми воротами искать почтеннейшего Кера и просить помощи для южных гостей.
Потом приобнял Жадиталь за плечи, заговорил тихо, будто по секрету: - А ведь магистр Армин прав, сестренка. Люди нам не нужны и не помогут ничем, только помешают. Но и Барс наш, боюсь, не уступит: они уже, как бараны, рогами уперлись. Не было бы беды...
Жадиталь удивилась словам и возмутилась тут же:
- Так чего же ты стоишь?!
- Меня они не послушают. А вот тебя - да. Поможешь?
Не дожидаясь ответа, он раскрыл ладонь и показал деревянную шкатулку, такую маленькую, что вряд ли вместила бы что-то крупнее кольца-печати. Любопытство на миг затмило все невзгоды, Жадиталь осторожно взяла диковинку и, чуть повозившись, сняла плотно притертую крышку. Внутри на подкладке из мягкой кожи лежали сухие цветы, три розовато-белых бутона, едва начавших распускаться: каменный протальник, первая улыбка Творящей - самая большая ценность в мире и самая желанная тайна. Главный и незаменимый компонент любовного зелья, по слухам мог дать древнему старику мужескую силу удовлетворить десять девственниц или наполнить жизнью лоно столетней старухи. Каждый цветок ценился выше, чем невольник, больше, чем породистая лошадь. Все имущество Жадиталь, все, чем она когда-либо владела, стоило меньше.
- Это - мне? - только и могла вымолвить она.
Белокрылый кивнул:
- Ты обещала, сестренка, помнишь? - и указал глазами на разъяренных спорщиков.
Она проследила его взгляд и вдруг смутилась, как девочка.
- Он? Ты думаешь?
- Не я думаю, Таль, ты. Спроси себя и ответь честно: это он?
Неужели, Рахун прав? И тот единственный, кто ей нужен, всегда был рядом, все эти годы, с самого детства? Как могла она проглядеть? Маг, целитель... хорошо же она читает больных, если саму себя понять не сумела. И вот только сейчас увидела все по-иному.
Молодой магистр стоял напротив грозного Фасхила, упрямо скрестив руки на груди, и смотрел в глаза зверя нагло и холодно. Ни страха, ни сомнения - только полная уверенность в своей правоте и яростная решимость не уступать.
- Твои воины должны уйти из Тирона, Барс, - услышала она. - Подумай, и ты сам это поймешь: мы - яд для вас. Может, желанный, но яд. Мы не спасем от безумия, разве что сможем добавить и добить. Уведи стражей в горы, в Гнезда, куда угодно, только подальше от людей.
- Замок удален от города и защищен магией. И там гарнизон, там готовые помочь хааши.
- Но там и маги. Мы гораздо хуже тиронцев. Я сам - хуже. Я обещал учителю сберечь замок, но сейчас я напуган. Я боюсь твоих зверей, т’хаа-сар. И боюсь за них. Потому, что бы ты ни сказал мне сейчас - я не пущу их за ворота. Смирись.
Фасхил не выглядел смиренным, но Жадиталь не собиралась больше давать ему слова - она все решила.
- Армин, - громко позвала она и подняла, показывая всем, шкатулку, - там, в стойбище суранов, я обещала хааши Шахулу, что попробую сварить а-хааэ. С тобой. Придешь?