Джамилей как раз и звали дочь Карима, которой дали американское гражданство. Она жила в Лос-Анджелесе, муж бросил ее с двумя детьми. Работала официанткой в Макдональдсе.
Джекоб Шифт положил на достархан фотографию, два чернявых мальчишки и какой-то мультипликационный герой, кажется утенок Дональд. Снимок был сделан во время посещения Диснейленда, посещение оплатило ЦРУ. У самой Джамили — на это не хватило бы денег.
Дукандор Карим взял фотографию, какое-то время смотрел на нее, лицо его ничего не выражало, глаза были сухи как колодец в пустыне. Потом он спрятал фотографию за безрукавку.
— Благодарю тебя, путник, за добрые вести о моей семье.
— Благодарить следует не меня — намекнул Шифт.
— Благодарность за добро — известная черта нашего народа — сказал дуканщик Карим — и за зло тоже.
Шифт не понял, к чему были последние несколько слов, и решил, что пора переходить прямо к делу.
— Моих друзей интересует — остались ли у них еще друзья в этом городе?
— Друзья остались… — сказал дуканщик Карим — те, кто остались в живых. Но их дружеские чувства сильно подорваны.
Шифт улыбнулся.
— Не далее чем через месяц, к вам в дукан придет человек и купит самый большой и красивый ковер, какой только будет висеть в этом дукане. И самый дорогой.
— И что этот человек захочет узнать?
— Последние новости, эфенди Карим, как всегда. Последние новости. Моих друзей всегда интересуют всяческие новости…
Дукандор Карим немного подумал. Потом — решительно достал из-за отворота безрукавки фотографию внуков, и вернул гостю.
— Боюсь, новости будут не слишком хорошими, путешественник. И боюсь, в моем дукане не найдется столь хорошего ковра, чтобы угодить твоему другу.
Шифт посмотрел на фотографию. Потом на дукандора, который сидел, недвижный, как китайский божок.
— Мои друзья будут очень расстроены, эфенди. Очень расстроены.
Дукандор пожал плечами.
— Иншалла.
— Настолько расстроены, что…
Шифт оборвал фразу, чтобы она звучала многозначительно. Несказанное слово — твой раб, сказанное — твой господин. Лицо дукандора по-прежнему ничего не выражало.
— Путешествуя по Афганистану, соблюдай осторожность, незнакомец — сказал, наконец, дукандор — Афганистан стал слишком опасным местом для гостей. Особенно, гостей издалека.
Шифт сунул руку за отворот своей безрукавки, достал какую-то купюру, бросил на достархан, расплачиваясь за стол, за который он был приглашен в качестве гостя. Это было тщательно рассчитанным оскорблением.
— Я непременно последую вашему предостережению, эфенди. Но не забывайте и вы следовать ему же.
Выходя из дукана Джекоб Шифт ожидал увидеть все, что угодно — не слишком усердно прячущихся соглядатаев, направленные на него стволы автоматов — но ничего этого не было. Все так же кричали и хватали прохожих за рукав бачата-зазывалы, все так же хазарейцы со своими телегами тащили неподъемную ношу, стуча деревянными подошвами сандалий по земле, все так же сидели важные дукандоры, несуетно и уверенно смотря на мелькающих перед ними людей. Дукандор не сдал его. И не сдаст. Потому что его провал — будет означать смерть и для него самого. За измену здесь, как и во всех государствах под советской пятой — карают особенно строго.
Шифт, повесив одну из сумок на ремне на бок — поплелся к автобусной стоянке.
Баграм, Афганистан
ППД «Экран-1» ВСН МО СССР
12 июня 1988 года
— Вот он! Есть сигнал!
— Есть условный сигнал от агента — подтвердил и оператор Купол-два — контакт установлен, есть сопровождение. Сопровождение устойчивое.
Несколько человек, стоящих в зале боевого управления Экран — вслед за иностранцем прошли от автобусной станции до рынка, увидели то, как он остановился около одного из дуканов — а потом и зашел внутрь.
— Что там? — спросил кагэбэшник.
— Через ХАД пробьем — ответил Иван Васильевич — через пару часов будет результат.
— Через ХАД — не надо! — резко ответил кагэбэшник — мы сами!
Все трое понаблюдали за тем, как агент садится в автобус до Кабула, потом все трое вышли из зала, предоставив текущую работу операторам станции слежения. Востротин ушел еще раньше…
ППД «Экран-1» брал свое название от легендарного в Афгане позывного «Экран», который был присвоен штабу сил специального назначения при штабе ОКСВ. Сейчас так назывались все пункты дислокации групп спецназа — Экран и порядковый номер. Баграм был Экраном-один, станции слежения располагались на возвышенности — и от них можно было наблюдать ту грандиозную картину, во что превратился ранее безраздельно отданный авиаторам аэродром, который во время вторжения пакистанской армии превратился в опорный центр всего ОКСВ, при сдаче или разрушении которого — кампания была бы полностью проиграна.
Укрепления спецназа — начинались сразу за ангарами и шли к горам, настолько, насколько хватало глаза. Спецназ зарывался в землю — Хост, Джелалабад, другие места, находящиеся под постоянным обстрелом — учили осторожности. Одновременно в нескольких местах работали экскаваторы — работы по выемке земли продолжались и сейчас, что-то то строили, то перестраивали. Заглубленные казармы — пусть не совсем уютно, но выдержит прямое попадание мины 120 миллиметрового миномета. Перекрытые в несколько накатов ходы сообщения, убежища. Зарытые на несколько метров под землю емкости с топливом, питьевой водой. Закрытые капониры для техники. Минометные позиции.
Особую гордость представлял тренировочный комплекс — с недавнего времени такие приказали копать везде, и не только в спецназе, в спецназе командовал «грунтовыми работами» Иван Васильевич. Заглубленный тир со стометровой директрисой, еще один — специально для отработки упражнений с ведением огня на триста шестьдесят градусов, лабиринты, глубиной по несколько метров с внезапно появляющимися мишенями, учебные пещеры и даже здания, с комнатами, вырытыми в земле, которые тоже надо было брать штурмом. Раньше все это проходили в Чирчике, и то не так, в основном напирали на общефизическую подготовку, выносливость. Теперь подготовка в Чирчике сократилась с шести месяцев до месяца, остальные пять месяцев готовили уже здесь, с упором на огневую подготовку. По просьбе министерства обороны для спецназа изменили срок службы — теперь служили не два года, а три, как в морфлоте. И первый год — был почти непрерывным обучением.
Гул стрельбы был почти непрерывным, это было звуковым фоном, на который никто не обращал внимания. Тренировки проводились в таких вот ямах и лабиринтах, это глушило звук, но не совсем.
Трое — двое гэбэшников и бывший САСовец — остановились у одной из таких ям, это назвалось «лабиринт».
— Сами-то строитесь? — спросил САСовец.
— Первую очередь уже пустили — ответил товарищ Бек — теперь только самые трудоемкие объекты остались. И жилье… как всегда в последнюю очередь.
— Обещают?
— Да у меня есть. У нас вроде для личного состава ДОСы [17]цивильные делают, а для инструкторов вроде как отдельные коттеджи, как у американцев.
— Да уж… гэбье бездомным не останется… — то ли в шутку, то ли всерьез сказал Иван Васильевич…
Товарищ Бек хлопнул рукой по висящему на груди автомату.
— По Сеньке и шапка…
Несмотря на то, что товарищ Бек был киргиз — по-русски он разговаривал лучше любого русского.
— Проверим? — принял вызов бывший САСовец.
— Это всегда можно…
— Подполковник… — начал москвич.
— Размяться не помешает — заявил Бек — пока этот агент до Кабула едет, все равно ничего не будет.
Иван Васильевич из этого короткого диалога сделал вывод, что второй москвич выше званием, полковник, а скорее всего — уже в генеральских лампасах. Но Бек, которого в Афганистане отлично знали как бывшего военного советника пятого управления ХАД, одного из создателей афганского спецназа — ему напрямую не подчиняется. Спецназ КГБ вообще был как бы выведен в отдельное управление — потому что любой приказ относительно спецназа КГБ проходил под кодом 00 — два нуля, совершенно секретно, никто точно не знал схему управления. Подчинялся он то ли непосредственно Председателю КГБ, то ли бери выше — Председателю Президиума Верховного Совета. Финансирование спецназа КГБ проходило закрытой строкой не только в государственном бюджете — но и в бюджете самого КГБ. Но судя по словам Бека — сходу ДОСы начали строить, да еще коттеджи для офицеров — финансировали их изрядно.