Нет… не смог бы. Хрен бы смог! Он чуть что… сразу на ту сторону намылился… Родину предавать… козел сраный! Плевать ему на родину… на все плевать. Гнидак он! Как есть гнидак! Вот он, майор Советской армии Баранец — он не такой. Да, он людей убивает! Но это потому, что ему начальник приказал. А Родину он не предаст, с американцами договариваться не будет, по сходной цене, как проститутка. Он этот, как его…
Патриот, во!
Не верите? Тогда и вы такие же суки, как полковник. Такие же!
Хорошо что тогда пронесло. Полкан тогда накосячил как всегда, перепоручил афганцам… те ничего путного сделать не смогли, только хуже сделали. Если бы не он…
Это ведь он тогда — попросил земляка… мол, такие дела… раз уж самолет до дома летит, подбросишь посылочку? Небольшую, тут собрали всего по малости… фруктов, сухофруктов детям. Этот идиот и взял… да конечно, братан, какие проблемы.
А самолет — бах! И все…
А Грешнов, гад…только сидел, жидко обделавшись. И все думал — а про его фамилию знают или нет.
А он — бах! И все!
Бах! И все!
Какие же все вокруг гниды. Гниды…
— Гниды…
И Телятников — первая гнида.
— Э, брат, брат…
— Гниды… — тяжело проговорил майор Баранец и схватил за грудки сидящего перед ним человека, думая, что это Телятников
— Да ты чего…
Внезапно Грешнов понял, что перед ним сидит Витя Мельников из отдельной группы погранвойск в Афганистане. Без Вити — ничего бы не сделать…
— Витя…
— Ты чего, брат? Спутал меня с кем?
Майор мутным взглядом огляделся и увидел, что на них смотрят.
Засветился. Запомнят. Это плохо.
— Прости… брат. Ты чего…
— Телятникова бы. По всему Кабулу ищу.
— Нет его. Отъехал. Передать что?
— Да есть…
— Так скажи…
Полковник махнул рукой. Спросил еще шаропу.
— Может — выйдем? Пройдемся…
— Все равно засветились…
Принесли шаропу. Еще выпили… хорошо. Люди отворачивались от них… у всех свои дела, а глазеть на кого-то здесь не только неприлично, но и опасно…
— Передашь?
— Да какие дела… Я сам его жду. Как только вернется — сразу дерну к нему. Чего там у тебя стряслось…
Хлебнули еще.
— Ты вот чего… — тяжело отдыхиваясь после шаропа сказал пограничник — скажи своему, неладно что-то…
— Конкретно — что? — понизил голос Баранец
Пограничник наклонился вперед, их обдало сивухой. Часа через два будет готовенький…
— Нюхает кто-то. Мне агентура докладывала — вчера у аэродрома видели посторонних.
— Духи?
— Не. Русские. Тачка крутая — Симург. Трое…
Погранец прервался, чтобы еще отпить самогона
— Похожие на спецов были, хотя в афганской одежде. Мой контакт таких с ходу сечет. Я заинтересовался, поспрошал — не только у аэродрома их видели, они по всему городу шаро…лись. Видели, как они на виллу заезжали, где Алим живет. Зверюга еще тот.
— Дух?
— Да какой дух… Что ты заладил — дух, дух… А спецотдел ХАД не хочешь?
— Терроризм?
— Он самый. Это, в общем, первое. Второе — мне свояк звонил с Оша — последний рейс прошел плохо. Комиссия из штаба округа нагрянули. Вроде как марксизм — ленинизм проверять, но востроглазые. И третье. Позавчера, прямо перед вами прошел борт. Не через Баграм. Здесь их сразу загрузили и они на юг ушли. По виду — рейнджеры. Я и не чухнул сразу, а теперь как все покатило, знаю — неладно дело!
Почему то спецназ в Советской армии стали называть рейнджеры. Возможно потому, что министр обороны СССР, маршал Советского союза Соколов во время небольшого показа личного состава и техники в Баграме увидев спецназовцев бросил — а вот и наши рейнджеры.
— … и главный среди них был такой невысокий… узкоглазый.
Баранец прикинул — выходило хреново. Про узкоглазого — он сразу понял, кто это. И не хотел бы встретиться с этим человеком на узкой дорожке.
— Сколько их было
— Человек сорок — сорок пять. Им четыре бронемашины подали, они на них и ушли. Колонны не дожидаясь, так и пошли…
— Куда — пошли?
— Сюда! На Кабул!
Баранец хрюкнул забитым носом
— На Кабул? Все — пошли? Может, на Баграм?
— Может. И еще. Бах — ваш человек был?
Мысли ворочались в голове подобно валунам.
— Из Царандоя?
— Из него самого. Короче, грохнули его, вот так вот. В тот же день.
Это мы его и грохнули… Совсем мозг пробухал, идиот. Правильно, в Мазари-Шарифе водяра вдвое дешевле кабульской. Жри — не хочу.
— Думаешь — они?
— Думать — не думаю. А только вот в городе видели человечка. Может и с конвоя. Но точно — левого, раньше его не видели. Низенький такой, вроде хазареец. Одетый бедно, сумка большая в руках. Те люди, которые Баха проворонили — клянутся, что этот человечек к Баху пришел, тот его как друга принял и приказал всем кто на вилле был уходить. И больше его — живым не видели…
Пограничник налил стакан, навернул махом.
— Я вот что тебе приехал сказать. Ты как хочешь, дело твое — но я соскакиваю. Болтать не буду… и тебе не советую. Хватит.
Майор был так пьян, что не нашелся, что ответить, и что сделать. Хотя — полагалось убить и за меньшее.
Дорога на Кандагар
01 июля 1988 года
Когда не хватает сил — на помощь силам приходит ненависть…
Ублюдки…
Лежащий на земле человек в афганской одежде пошевелился. У него это получилось, хотя все тело страшно болело. Дышалось — с хрипом, тяжело, воздух царапал глотку. Обезвоживание…
Сколько еще идти?
Солнце стремительно падало за барханы…
Человек в афганской одежде закашлялся, перевернулся на бок. Он чувствовал себя, как девяностолетний старик.
Ублюдки. Он никогда не забудет сержанта ВАИ, выстрелившего в него. Из-под земли его достанет.
Шило… гаденыш, что ты наделал. Как же теперь будет то…
Автомата у него — не было. Снайперская винтовка осталась в машине и была уничтожена вместе с ней. Пистолет, который он всегда носил в кармане взведенным — был. Можно было бы застрелиться, отмучавшись разом, но он решил, что не доставит этим — такого удовольствия.
Офицер!
Встреча в пограничной зоне, советский вертолет в Пакистане, американцы. Все это как то связано.
Они видели то, что не должны были видеть. На них нацелили Скорпион, это просто так не сделаешь, и отданный боевой приказ обязательно будет зафиксирован. Все данные записываются. В случае чего — записи объективного контроля поднимут и если что не так — придется отвечать.
Значит, одно из двух. Либо тот, кто это сделал — не боится ответственности, либо — фактор времени не играет для него роди. Он понимает, что разоблачить его уже не успеют.
Шило… гаденыш.
Он понял, что Шило сознательно разменял свою жизнь на его. Дал ему жить и погиб сам. Он прекрасно понимал, что если они остановят машину и бросятся в разные стороны — оператор Скорпиона просто переключит режим поиска и разнесет на атомы сначала одного, а потом и другого. Этот самолет для того и конструировался, от него не уйти. Есть единственный выход — кто-то должен оставаться за рулем и вести машину зная, что максимум через несколько минут ее разнесут на куски. Шило так и поступил — он первым понял, что будет и выпихнул своего командира и друга из машины, давая ему жить. И отомстить.
Только поэтому — до сих пор Скворцов не застрелился. До сих пор — он шел по пустыне ночами, упорно ставя одну ногу перед другой. Он должен был выжить, чтобы разобраться во всем и отомстить. Пуля в пистолете — предназначалась не ему…
Стемнело. Барханы накрыла тьма.
Поднявшись — сначала на колени, потом на ноги — он огляделся — туда, сюда. Никого. Ни одной машины.
Скворцов с трудом поднялся на ноги и медленно побрел в направлении дороги на Кандагар. Он думал, что она где-то там.
… ты… чего… он… товарищ…
Глаза. Господи, как же больно…