Это была блестящая партия. Но в этой семье не было того, что есть у нас.
– Чего же? – успокоился отец, тронутый речью дочери.
– Они не могли поговорить друг с другом и спокойно рассудить, что делать дальше. И сейчас, когда я сама стала матерью, думаю, что сделала бы всё ради своего ребёнка. Превыше долга. Превыше громкого имени. Если бы он был болен, я бы лечила его, а не прятала по подвалам и делала вид, будто его не существует. Я бы стеснялась этого, ведь это моя самая большая любовь.
И потому я приняла одно решение.
Пятница
Так появилось решение переделать главный дом в клинику для психически больных людей, чтобы не скрывать свои проблемы, приводя в дальнейшем к пагубным последствиям.
Мериэнн выходила из кареты. Шрам на её щеке превратился с течением времени в еле заметную бледную полосу. За ней последовал бойкий мальчишка, который тут стал носиться по окрестностям, озираясь по сторонам.
«Это же её ребёнок!»
«Наследник состояния Бенетов!»
«Как бы он не перенял их болезни…»
«Может она для него и построила эту клинику? На будущее?»
«Что ты говоришь? Прекрати!»
Профессор, увидев приближающуюся госпожу, выпрямился и, затем, учтиво поклонился:
– Для меня большая честь встретить вас. Огромная благодарность за такой щедрый дар.
– Вы сохранили картины, как я и просила?
– Конечно. Галерею переделали под мой кабинет, потому никто, кроме меня, не сможет прийти к ним. Они в полной безопасности.
– Хорошо. Тогда сейчас, с вашего позволения, внесу небольшую деталь. А вы уже распорядитесь, куда их повесить.
– Конечно!
Из крыши кареты начали распутывать верёвки и, две картины, устланные плотной тканью, предстали взору толпе. Это были портреты Хейвуда и уменьшенная копия портрета Анжелики:
– Теперь, пожалуй, всё на местах! – прошептала, улыбаясь, Мериэнн и протянула символические ключи от дома профессору.