Если бы не «наскальная» живопись, украшающая стены первого этажа, она вряд ли вспомнила бы то, что встревожило ее в театре… Тогда мысль тенью мелькнула у нее в голове и пропала, и даже потом, разговаривая с Денисом о Ладе, она не насторожилась и почувствовала беспокойства. Но теперь, когда Женька увидела нарисованную па грязно-белой стене каким-то неизвестным художником длинную черную фигуру то ли женщины, то ли куклы, она снова ощутила во рту неприятный привкус страха и вдруг поняла, что ее задело.
В холле театра она внимательно посмотрела фотографии солистов театра русского танца, даже больше — она рассмотрела их все, ни одной не пропустив! Но ни на едином снимке не было Лады, она готова в этом поклясться! Игорь Ворон глядел на нее с каждой второй фотографии, и Лешка там был, и даже Денис на одной, а Лады — не было. Потом, в спектакле, Женька ее видела, да и Денис говорит, что она по-прежнему работает в театре, но что-то тут все равно не так. Что это все значит, Женька не знает: может быть, многое, а может, ничего.
Но почему-то ей стало так неприятно, как будто она, задыхаясь от жажды, хватанула вместо минералки водку. Такое с ней однажды приключилось в детстве — все вокруг, помнится, смеялись, глядя, как она беззвучно шлепает ртом и машет руками, но ей-то самой было не до смеха!.. Вот и сейчас она почувствовала, что ее легким как будто не хватает воздуха, хотя почему мысль о Ладке так на нее подействовала? Во всем, скорее всего, виноват не вовремя припомнившийся сон, не стоит придавать этому значения… Но даже если это не заслуживающий внимания пустяк, она все равно затратит время на то, чтобы все узнать. Хотя бы для того, чтобы больше не думать об этом.
Глава 7
Выходные прошли скомканно и бестолково. Всю субботу она отсыпалась и читала книжки, ощущая себя скрипкой в футляре, которой лень двигать смычком и не хочется никаких концертов и чужих рук.
В ночь с субботы на воскресенье вся страна перевела часы на один час назад, кроме Женьки, которая, конечно же, забыла это сделать, и в результате все воскресенье у нее пошло наперекосяк. Сперва она вскочила ни свет ни заря, потом, сообразив, наконец, перевести часы, измучилась ждать полудня — они с Венерой договорились пойти на голографическую выставку в Краеведческий музей. Но все-таки конец воскресного дня порадовал ее и внес разнообразие в ее жизнь.
Конечно же, Женька не удержалась и рассказала Венере про Дениса, про пятничный поход в театр и фотографии на стендах, на которых она не увидела Ладу… Они как раз прогуливались по большому залу, на стенах которого рядами висели голограммы всех видов и родов, и где-то между оборотнем и Кинг-Конгом Женя задала подруге вопрос, занимающий ее уже вторые сутки.
— Я не понимаю, что это значит, но если Лада солистка, то ее фотография должна быть на стенде, а ее там нет. Она мне говорила, что училась в Москве и ее специально пригласили в этот театр, и хотя она тут редко танцует, ей трудно под рост подобрать партнеров, но… фотографии-то должны быть?
— Ну, может, она наврала тебе, что солистка? — Венера отошла от голографического оборотня на шаг и усмехнулась. — Ты посмотри, это ж волшебство какое-то… Такое ощущение, будто он сейчас меня укусит!
— А мне больше Франкенштейн понравился, там, у двери, — Женька прошла мимо этой картинки на полусогнутых от ужаса ногах, потому что чудовищная голова по-настоящему следила за ней горящими глазами и ухмылялась оскаленным ртом, и только ряды ламп, создавали какую-никакую преграду между Франкенштейном и посетителями выставки. — И все-таки я не понимаю, зачем ей было врать? Мне-то, какая разница, кто она — солистка или нет? Зачем?..
— Да всем нам хочется выглядеть лучше, чем мы есть на самом деле… Ну, хорошо, ты бы врать не стала, и я, наверное, тоже, а Ладка врет, ей так проще жить. Не думаю, что она только тебе это говорила, может быть, у нее комплекс какой-нибудь? Из-за роста, например, или из-за возраста… типа вон уже, сколько лет, а до сих пор в… как это у них называется? в массовке танцует!
— В кордебалете… Наверное, ты права. Но мне все это как-то странно. Хотя какое мне дело до Лады? Пусть себе врет. Просто… Не знаю, мне это не понравилось, — Женька вспомнила изящную высокую блондинку и качнула головой. Как будто вдруг прекрасная снегурочка, вырезанная из цельного куска льда, на ее глазах начала таять, некрасиво оплывая и превращаясь в гигантскую бесформенную сосульку. Сосульку, покрытую пылью и копотью и дорожной грязью… До чего же она не любит лжи!
— Да ладно тебе, просто выбрось все из головы. Ты живешь по-своему, а она — вот так, иначе у нее не получается, будь к ней снисходительна! — Венера насмешливо сверкнула черными глазами и пристроилась к длинному хвосту очереди за голографическими открытками. Женька встала рядом, в сотый раз, удивляясь чутью этой девушки. Наверное, из нее бы вышел замечательный психолог! Всякий раз, как Женька пообщается с Венерой, у нее светлеет на душе и мысли сами собой начинают раскладываться по пунктам, словно весь этот спутанный клубок аккуратно причесали расческой. Действительно, у всех разные жизни, и это непреложный факт, изменить его нельзя, остается только принять его как данность.
Потом они до позднего вечера гуляли с Венерой по проспекту, спускались на набережную, ели мороженое в уютном баре «Волна» недалеко от пристани. У Женьки после встречи с подругой осталась масса приятных впечатлений и маленькая открытка-голограмма с моргающим глазом… Она сперва хотела повесить ее над кроватью, но потом передумала — пусть там висит только Ворон, а новенький глаз она найдет куда приткнуть.
И нашла ведь — сегодня утром принесла его на работу и прилепила жвачкой в правый верхний угол своего монитора. Теперь вот сидит и смотрит на бледно-желтое закрытое веко с длинными густыми ресницами… Но если Женька откинется назад и чуть повернет голову, глаз тут же радостно откроется и засияет серой радужкой. Впрочем, может он вовсе не такого цвета, как ей думается, на голограмме не разберешь этого… Но почему-то глаз кажется ей знакомым. Как будто она уже смотрела в него когда-то и точно знает, что взгляд был светлым, умным и пристальным.
Фыркнув, Женька выскользнула из-за стола и привычно устроилась на подоконнике, разглядывая пустой двор. Как правило, после выходных ей трудно настроиться на рабочий лад, как будто за дни безделья ее голова заполняется туманом и весит втрое больше обычного. Но сегодня почему-то она ощущает себя на редкость бодрой и работоспособной. Удивительно, но утром она довольно легко проснулась и на работу полетела, как на крыльях, даже не стала дожидаться трамвая и две остановки прошла быстрым шагом. И до самого тихого часа ни разу даже не присела!
Какое-то необъяснимо приподнятое настроение. Венерка пригласила ее на свой день рождения, который на самом деле в среду, но празднование назначено на субботу, может быть, поэтому Женьке так радостно? Или из-за приятной новости, которую ей вчера «по секрету» сообщила мать, когда она вернулась с прогулки и доедала бутерброды на кухне? Вообще-то, никакой неожиданности не было, Женька и сама догадывалась, что к этому все идет, но все-таки! Думать и предполагать можно сколько угодно, а получить подтверждение своим мыслям совсем другое дело! И мама выглядела такой счастливой!
— Жень, я думаю, ты не будешь иметь ничего против… Я же вижу, у вас с Иваном Семеновичем вроде бы хорошие отношения, — вздох из глубины души и решительно вздернутый подбородок, что называется, мама пошла в атаку. В общем, мы с Иваном Семеновичем подали заявление. Через полтора месяца нас распишут, вот такие дела.
Женька даже рассмеялась от радости. Ну и, слава богу! Еще совсем недавно она ужасно переживала, представляя свою мать замужней женщиной, у которой есть не только дочь, но и — какой-то непонятный, незнакомый ей — муж, и это выбивало ее из колеи и лишало спокойствия… Но июнь перевернул весь ее мир вверх тормашками, и первыми, кто оказал ей помощь — или хотя бы попытался это сделать — были мама и Иван Семенович. Тот самый, которого она никак не могла вообразить своим отчимом. Или не хотела… До перелома в ее жизни она не воспринимала этого человека серьезно, просто мамин коллега, мужчина в возрасте и ничего более, а после… ей стало все равно, и в этом равнодушном состоянии она провела все лето. А когда наступила осень, выяснилось, что Иван Семенович как-то естественно вписался в окружающий ее мир и стал его неотъемлемой частью, вот так! И то, что мама, наконец, выходит за него замуж, — очень правильно, иначе и быть не может.