Она медленно идет вдоль мольбертов, стоящих вразброс, совершает плавное движение по кругу, намеренно прихрамывает на ходу, будто проводит ежедневный сакральный обряд. Наблюдет, как свет падает на полотна, как тени плывут по крапчатым мазкам застывших движений, эмоций, плененного времени. В воздухе витает дух творчества, картины пропитаны ощущением надломленной, ускользающей красоты.
Девушка останавливается возле той, над которой работала все утро. Проводит рукой по столу, гладит тюбики с гуашью, губку, птичье перо, мастихин. Затем вскидывает взгляд на холст с еще не застывшими, подрагивающими на свету красками.
На картине женщина с потухшим взглядом широко открытых глаз. Видны едва уловимые шлейфы ярких искорок, уходящих от синих зрачков в глубину. Тягучая пластика их движения давит на темную панораму пространства. Глаза со взором, направленным внутрь себя, камера обскура перевернутого мира. Лицо выглядит как маска с волнистыми, обрезанными краями, разделяющая две реальности. Аляповатые шлепки ядовитых цветов подернуты сетью черных трещин – будто сразу после мощного, сокрушительного удара. Со стороны это похоже на голограмму, застывшую в тревожном порыве неизбежного распада.
Внизу картины надпись «Impulso de muerte».
Текут минуты. Девушка застыла, подавшись вперед. Теперь уже в мастерской две маски, которые смотрят друг на друга, но в противоположные стороны. Одна улетает в смерть, другая наблюдает, удерживает, возвращает ее к жизни. Через открытое окно летят полусонные звуки города, они пробиваются сквозь шум кондиционера и оседают в уголках мастерской.
– Да! – вдруг восклицает девушка и подпрыгивает на месте. – Я сделала это! Ура! Я сделала это!
Она кружит по комнате, от одного мольберта к другому, долго, плавно, с энергичным самозабвением. Затем упругой походкой спешит к дальнему столу, где стоит открытый ноутбук. Открывает онлайн дневник и стучит по клавишам.
«Рабочие заметки.
Техника распада идет хорошо. Я довольна. Завтра покажу Маурисио. Интересно, что скажет.
С воссозданием сложнее. Склеивать разрушенное, вдыхать жизнь в лицо смерти, используя технику от обратного. Это все равно, что идти против времени.
Моя работа похожа на черные круги нефти, разлитой в море. Каждый день они стягиваются в один большой круг. В картину. Когда я об этом думаю, испытываю эйфорию».
Девушка удовлетворенно вздыхает, выключает ноутбук, закрывает его и окидывает взглядом помещение мастерской. Желтый луч света, падающего из окна, рассекает комнату на две неравные половины и упирается в оборотную сторону мольберта, стоящего у стены. Девушка глубоко вдыхает прохладный воздух и счастливо улыбается – она в привычной атмосфере, на своем месте, хотя и далеко от родного дома. Но это все временно, и когда-нибудь она обязательно вернется. А сейчас она просто радуется жизни, этому дню, который открыл ей что-то новое, этому чудесному городу, где каждый переулок пропитан туманной магией реализма.
Она достает телефон и звонит подруге, договаривается о встрече в «La Mallorquina». Ей не терпится поболтать обо всем и ни о чем, сидя в чайной комнате и глядя на любопытных туристов, стоящих у статуи короля Карла III.
Девушка складывает открытые, вповалку лежащие альбомы и книги по искусству, что перед ней, в несколько неровных стопок, преобразуя хаос из одного состояния в другое, поднимается, берет сумочку и направляется к выходу. Проходя мимо полотна, на которое падает оконный свет, она приостанавливается, смотрит на него в раздумье. Потом кидает сумочку на пол и поворачивает мольберт вбок – так, чтобы видеть изображение, и так, чтобы на него не падали солнечные блики.
Взгляд ее ложится на грубый холст с толстой фактурой нитей, на бледно-желтый фон, переходящий в глубокие, бурые оттенки по краям, утекающие дальше в черное пространство, как в бездонный провал. Смазанный контраст полутонов оттеняет неправильную фигуру в центре, искаженную фрагментами отрезков и кривых. Угадывается зависший, пребывающий в черной пустоте образ, не до конца себя проявивший, или, наоборот, находящийся в стадии отголоска, перехода в другую ипостась. Желтый, с серым налетом слой, оттеняющий этот образ, изображен как измятый лист бумаги, иссеченный черными молниями разрывов. На каждом кусочке – что-то незнакомое, но все же родное, что заставляет затаить дыхание, всмотреться в себя, пройтись по темным уголкам своей памяти…