Вот тогда-то Парлут и понял, что ему досталась не просто сиротка, а сущий клад. Никаких пансионов, он сам о ней позаботится. Своих детей у него нет, жены нет (многие из высокопоставленных траэмонских сановников женятся, будучи в преклонных летах, ибо кто же не мечтает стать консортом?), так что сами боги послали ему племянницу!
Дафна росла девочкой смышленой, разумной, воспитанной, Анемподист нарадоваться на нее не мог. Бывало, даже разговаривал с ней о весьма серьезных вещах… Тем более что образование она получила хорошее, ведь училась вместе с наследной принцессой.
Когда ее высочеству было тринадцать лет, королева Виранта скончалась. Герцог норг Сакаденри стал регентом при коронованной Элшериер и оказывал Парлуту всяческое покровительство, ибо хрупкое здоровье юной королевы внушало опасения, а присутствие Дафны влияло на нее благотворно.
Их дружба оказалась неожиданно прочной – к радости Парлута, который благодаря этому добился немалого влияния и при дворе, и в партии Дубовых Листьев, в которой, кстати, состоял также и регент. Еще в тот год, когда шестнадцатилетнюю Элшериер впервые выдали замуж, Анемподисту намекнули, что он четвертый на очереди. Представителям остальных партий, оттесненным от трона, оставалось только локти кусать, наблюдая триумф Дубовых Листьев.
Дафна умница, другой такой не сыщешь. Лишь одно ему не нравилось: за год до своей скоропостижной гибели родители успели обручить ее с мальчишкой из зажиточной торговой семьи, с которой вели дела. Парлут наводил справки: люди добропорядочные, но низкого происхождения, разве они ровня его племяннице? Хорошо бы эту помолвку потихоньку расторгнуть, потому что Дафну, с учетом ее исключительного положения при дворе, вполне можно выдать за кого-нибудь из высокородных юнцов.
Сама она заявила, что не хочет замуж. Парлут не настаивал, размышлял, взвешивал: а вдруг после ее свадьбы они с королевой отдалятся друг от друга? Этого ни в коем случае нельзя допустить!
Однако породниться с кем-нибудь из тех, кто обладает влиянием и богатством, помножив таким образом силу на силу, – перспектива заманчивая. Взять хотя бы вон того белокурого юношу, который остановился возле арки, выходящей на террасу, – чем не пара для Дафны?
Разодет в бархат и парчу, вдобавок очень красив, нисколько не уступает эльфам из свиты светлой владычицы Эгленирэль. Впрочем, ничего удивительного: он и сам по крови на четверть эльф. Даже издали видно, как переливаются драгоценные камни на перевязи его церемониального меча. А на запястьях и щиколотках – массивные браслеты из тусклого серого металла, напоминающие кандалы.
Рядом двое троллей – не самые крупные экземпляры, но каждый слеплен из бугрящихся мускулов, и оба затянуты в блестящую черную кожу с металлическими заклепками. Юноша выглядит их пленником.
В действительности ситуация не настолько печальна, как мог бы подумать неосведомленный наблюдатель. Тролли эти – отлично вышколенные телохранители, а «кандалы» – обереги. Те самые, которые надлежит носить всем полуэльфам и четвертьэльфам в возрасте от пятнадцати до двадцати трех лет.
Тяжелые, между прочим, штуки. Ничего странного, что белокурый Довмонт норг Рофенси двигается немного скованно, словно истомленный снедающим силы недугом. Но без оберегов никак не обойтись.
Темные эльфы, обитающие в Сильварии, проблему увеличения своей численности решают изящно и просто – то есть за чужой счет. Крадут подростков, которые хотя бы на четверть принадлежат к их расе, и превращают в себе подобных. Женщин и детей младше пятнадцати не трогают – им, говорят, в тамошнем чаролесье не выжить. Тот, кто благополучно миновал опасный период, может снять браслеты и спать спокойно, тоже не тронут: после двадцати трех лет превращения уже не совершить, и теперь он навсегда останется человеком с более или менее выраженными признаками эльфийской расы.
У кого есть средства, покупают дорогие обереги и гарантирующие защиту страховые полисы, нанимают охрану. Кто победнее, те нередко теряют своих детей.
Покойная мать Довмонта была полуэльфийкой. Граф норг Рофенси сделал глупость, женившись на ней, но он к тому времени почти разорился, а прадед невесты, маркиз норг Бекармут (дочка согрешила с темным эльфом – бывает, ежели недосмотреть), назначил такое приданое, что невозможно было устоять. По мнению Парлута, это обстоятельство до некоторой степени извиняло Рофенси.
Довмонту двадцать два, ему всего год остался до освобождения от страхов перед темными эльфами и от тяжелых, как свинцовые гири, оберегов. Кажется, к Дафне он неравнодушен… Положительно, об этом стоит подумать.
Матримониальные размышления консорта прервал коллега из министерства всеобщего здравия и телесного благополучия, рассыпавшийся в поздравлениях и почтительно поинтересовавшийся насчет нового оздоровительного проекта.
Гм, еще одна безотлагательная тема…
Итак, две первоочередные задачи: пережить затмение снов и измыслить что-нибудь для того, чтобы в Королевстве Траэмонском стало поменьше хворых и недужных.
Террасу соединяла с парком широкая старая лестница с каменными вазами на перилах. Сбежав по ней, Дафна мельком оглянулась. Три силуэта: один стройный, с ореолом вьющихся белокурых волос вокруг головы, а по бокам два темных, могучих, почти квадратных. Так и думала.
Элше занята: беседует с иноземными королевами, приехавшими в гости по случаю ее очередного бракосочетания. Дафна там лишняя, но после, когда все закончится, можно будет посидеть в королевской опочивальне, выгнав фрейлин, и поболтать обо всем, пока не явятся придворные для исполнения ежевечерней церемонии отхода ко сну. Элше предстоит еще несколько часов официальной маеты, а ей надо скоротать время… Только не в общества Довмонта норг Рофенси.
Довмонт преследовал ее уже который день. Если бы Дафна не знала, в чем дело, его внимание могло бы польстить ей, но так уж получилось, что она знала.
Один из советов дяди Анемподиста: будь в курсе, что о тебе говорят при дворе на всех уровнях; используй для этого магические приспособления (пару таких он ей подарил), найми кого-нибудь из прислуги, прислушивайся к разговорам окружающих; сопоставляй и анализируй сведения, полученные из разных источников.
Рофенси заключил с приятелями пари, что разобьет сердце «этой холодной кукле с мещанским личиком». Что ж, если ставки у них достаточно велики – тем лучше, тем сильнее он скиснет, когда проиграет.
Дафна понимала, что внешность у нее самая обыкновенная: круглое лицо, немного вздернутый нос, гладкие русые волосы, шея слишком толстая, да и глаза чересчур маленькие, а фигура хоть и ладная, но тяжеловатая и не отличается особым изяществом. Ничего романтического. Шельн Лунная Мгла назвала ее «красивой девушкой», потому что пожалела, а сама Дафна, разглядывая себя в зеркале, скептически вздыхала.
Зато есть те, кому она нужна: Элше и дядя Анемподист. И вообще, в жизни много интересного и без любви, а то, что у нее нет поклонников, еще не значит, что любой хлыщ вроде Довмонта норг Рофенси может «разбить ей сердце». Ага, сейчас, пусть попробует…
Он и пробовал. Проходу ей не давал, не догадываясь о том, что его сиятельное присутствие вызывает у Дафны едва ли не рвотный рефлекс.
Эти ужимки пресыщенного кутилы, этот манерный смех, эта спесь, это беспредельное самолюбование… Довмонт кичился своей знатностью, упивался своей красотой и презирал все незнатное и некрасивое.
Вот что интересно (Дафна отметила это как факт, заслуживающий отдельных раздумий): и Довмонт, и Марек оба похожи на эльфов, но при этом Марек симпатичный, а Довмонт – просто гадость.
В чем тут дело? В том, что Марек не придает значения своей внешней привлекательности, в то время как Рофенси горделиво преподносит ее окружающим, не замечая, что в иные моменты становится похож не столько на эльфийского принца, как он, верно, воображает, сколько на неприятного комедийного персонажа? В чем-то еще?
Дафну отталкивали не только претенциозные замашки Довмонта. Она была наслышана о его поступках, особенно по отношению к тем, кто ниже его по общественному положению и не имеет влиятельных родственников.