По лицу девушки побежали ручьём слёзы.
— Не помню я, пьяный был — сказал купец, ёрзая на стуле.
— Значит про волков, это была ложь? — спросил я его.
— Да, — промямлил насильник.
— Что было дальше?
— Дальше, на нас напали разбойники, и мы убежали.
— Опять ты врёшь! — заявила вдруг девушка — разбойники вышли из кустов, а ты подошёл к ним, что-то сказал, и вы все рассмеялись. А затем вы просто ушли, а разбойники заняли ваши места. И насиловали меня…. А потом они отвели меня в пещеру.
— Ого! — сказал я, — Да тут ещё и государственной изменой попахивает! Одной тюрьмой ты братец не отделаешься.
— Врёт! Всё врёт она, ваша милость! Наговаривает на меня.
— Следствие разберётся.
— Уведите его в камеру.
Купца подняли под руки и потащили на выход из допросной.
Я посмотрел на сержанта.
— Ну что, давай сюда остальных.
Допрос остальных членов преступной банды прошёл быстро. Все они признали свою вину, кивая на купца как на организатора преступлений.
А к вечеру в деревню возвратились стражники и деревенские жители, участвующие в поисках. На двух повозках они привезли останки ещё семи девушек, найденных в лесу.
— Ну что, сержант, — сказал я Боргану, — поздравляю вас с раскрытием серии особо тяжких преступлений. Теперь у вас в деревне есть свой серийный маньяк.
— Да уж…. - только и сказал на это сержант.
— Думаю ваше повышение по службе не за горами. А теперь приведите сюда обвиняемого.
Когда купец, сопровождаемый двумя жилистыми стражниками, появился перед останками убитых женщин, у него подкосились ноги.
— Ваша вина доказана, перед вами все ваши пропавшие жёны, все до единой, кого вы насиловали, а потом убивали.
— Убивал не я, — бормотал купец, — мы только отдавали их разбойникам.
— Не важно, это всё равно соучастие в убийствах. Думаю всего этого достаточно, чтобы четвертовать вас.
— А-а-а-а!!!! — вдруг дико закричал купец, вырвался из рук стражников и бросился бежать к выходу из деревни.
Но далеко он не убежал, ибо наткнулся на огромную фигуру деревенского кузнеца. Сильнейший удар кулаком отбросил его назад, прямо к нам под ноги.
— Жив? — спросил я Дарина, который склонился над упавшим телом.
— Жив. Такие как он, сразу не умирают.
Сквозь окружающую нас толпу пробрался кузнец.
— Дайте, дайте мне его. Я его на мелкие кусочки порву своими руками.
— Стоп! — преградил ему дорогу сержант, — он своё получит. А ты не напирай, если не хочешь до утра провести в каталажке. И вообще! Всем разойтись! Опознание закончилось. Завтра суд над преступниками.
Толпа хоть и нехотя, но разошлась. Бабы ушли, судача о случившемся, мужики, те просто направились в трактир всё это перетереть за кружкой пива. Но думаю, это им обломится, учитывая то, что трактирщик был отцом одному из насильников. Не до посетителей ему.
Ночевали мы у Солонихи. На мягких перинах спалось особенно замечательно, учитывая, что ко мне нежно прижималась Эммануэль.
Сержант тоже был не промах и ночевал вместе с хозяйкой. К Дарину пришла Марьян, ну а Зорг спал один, но это его не расстроило.
На следующий день, к двенадцати часам дня, всё население деревни собралось на деревенской площади. На площади уже стоял стол для судьи, клетка для подсудимых и скамьи для любопытных.
Народ расселся по скамьям и стал ожидать судью.
И вот появился судья. Я как-то сразу не признал в нём моего вчерашнего просителя. Староста враз постарел. Ещё вчера, это был хозяйственный, весь уверенный в себе человек, представитель власти, а теперь пред нами предстал восьмидесятилетний старик, одетый в судебную мантию с нелепым париком на голове.
Увидев меня, он вдруг изменил направление движения и направился к нам.
— Позвольте мне не участвовать в суде Ваше Высочество.
— Почему же? Вы здесь судья, вы сами мне вчера показывали королевскую грамоту. Вот и судите по всей строгости преступников. И никакой поблажки им, королевский закон на этот счёт чрезвычайно строг.
— Помилуйте, Ваше высочество. Я не могу сам приговорить своего сына к смертной казни.
— К смертной казни? Неужели им она грозит?
— Да, я понимаю всю тяжесть совершённых ими преступлений и неопровержимость представленных доказательств его вины. Я подаю в отставку.
— Ну что ж, я принимаю её. Теперь вы понимаете, что чувствовал кузнец, когда ему сообщили, что он никогда не увидит свою девочку?