Затем прибыли еще письма, и еще. Миссис Сильвер выделила Тобиасу личную комнату и жалование. «Мой помощник», — представляла она его тем немногим, кому положено было знать.
Тобиас ощущал вдали от леса словно зуд в сердце, но в этой боли не было ничего реального. Он больше не принадлежал Зеленой лощине, и она не принадлежала ему.
Город — сплошь высокие закопченные здания с окнами, прозрачными и целыми. Здесь никогда не было темно: газовые фонари горели ночь напролет, и Тобиас не мог разглядеть звезд. Город походил на лес так мало, насколько можно было представить. Поначалу это место не значило для Тобиаса ничего, но шли месяцы, и комната в доме миссис Сильвер стала привычной. Это, конечно, не его дом в Зеленой лощине, но здесь было чисто, сухо и тепло. Тобиас тратил жалованье на рынке, покупая безделушки, странные мелочи, на которые глаз ложился: фарфоровые статуэтки, гравюры с парусниками и разноцветные стеклянные пузырьки — вещи этого мира и этого времени, людские вещи. Тобиас начал понимать, что они ему нравятся.
У него остались кремниевый и стальной ножи и арбалет, а еще пистолет, заряженный простыми свинцовыми пулями, к нему прилагался также маленький мешочек с серебряной дробью, который Тобиас носил на поясе. Он охотился на монстров по всей стране, в уголках, которые никогда раньше не видал, даже в нескольких городах, просто омерзительных из-за творящихся там делишек. Иногда в письмах так и писали, что требуется внимание мистера Финча и мадам Сильвер.
Мир стал гораздо больше, чем четыре сотни лет назад. Больше, чем мир, который знал Тобиас. Ему казалось, что он дуб, вырванный с корнями, готовый принять свою смерть.
— Мистер Финч, — сказала ему миссис Сильвер в тот единственный раз, когда он заговорил об этом. — Вы не дерево.
Лето, осень. Промозглые зимние дни, которые миссис Сильвер коротала со своими книгами, а Тобиас проводил в пеших прогулках по городу, глазея на витрины, наблюдая за прохожими, спешащими по мощеным улицам. Иногда его пытались ограбить, он лишь бросал взгляд на незадачливых воришек, и те убегали. Однажды группка детей преследовала его, улюлюкая и швыряя камни, которые падали у подошв его новых кожаных сапог. Не столь опасно, как получить пулю от Чарли Бонди, когда тот узрел Нелюдима, выходящего из леса.
Миссис Сильвер никогда не просила Тобиаса подстричься, но время от времени, глядя на него, недовольно фыркала. В конце концов он собрался с духом и обкорнал свою шевелюру, срезав самые ужасные колтуны. Пряди, падающие под атакой ножниц, не превращались в кусочки коры или жухлую траву. Они оставались пучками человеческих волос. Тобиас перестал быть тем, кем был раньше.
Январь. Февраль. Тобиас чувствовал, как время тянет его за собой. Первого марта миссис Сильвер наняла карету, чтобы ехать в Зеленую лощину. Она и словом не обмолвилась об этом с Тобиасом. Но он не удивился, узнав о переезде накануне.
Эта женщина не устраивала похорон и траура по Генри. Когда знакомые спрашивали ее о сыне, она отмалчивалась. Тобиас чаще, чем хотелось бы, видел во сне крепкое молодое тело с безумным огнем Фабиана в светлых глазах, рассыпающееся прахом, а еще иссохший труп, разрываемый корнями осин.
Первые три недели марта они провели в поместье. Тобиас не заходил в лес, он полагал, что миссис Сильвер тоже. Местные являлись засвидетельствовать свое почтение. А Тобиас заперся в белой комнате, которую считал теперь своей. Когда воспоминания о Сильвере стали невыносимы, он достал ножи и заточил их один за другим. Покончив с ножами, принялся за штопку носков. За последний год в них появилось немало дыр.
В день весеннего равноденствия, когда солнце взошло, миссис Сильвер отправилась в лес. Тобиас видел, как она ступает под сень деревьев, но не пошел за ней.
Она вернулась после заката и сразу же пришла к Тобиасу, ее глаза были сухи.
— Мистер Финч.
— Мэм.
Она долго смотрела ему в глаза. Это была устрашающая леди, но внезапно Тобиас увидел в ней усталую, стареющую, одинокую женщину, у которой только и был на всем белом свете потерянный сын. Фабиан не знал своей матери. Тобиас смутно помнил свою, но не мог сказать, какого цвета были ее волосы, или каким голосом она пела колыбельные.
— Я не виню себя, — сказала миссис Сильвер. — В тот день мы с Генри разошлись во мнениях, но он знал, что так будет, пригласив меня оценить ход его исследований. А когда я добралась до алтаря, оказалось уже поздно.
— Если тут и есть чья-то вина, миссис Сильвер, то только моя.
Тобиас никогда не произносил этого вслух. И тем не менее это правда.
Миссис Сильвер фыркнула.
— Наоборот. Вы упрашивали Генри не приходить к вам в день весеннего равноденствия. Но зная моего сына...
Она умолкла.
— Думаю, он хотел нашего спора в тот вечер, — тонко сказала она. — Для того, чтобы у него появился повод. Ничто, мистер Финч, не могло помешать Генри довести свое любопытство до безрассудства.
Тобиас промолчал. Сейчас он думал не о Сильвере. Он думал о Фэе, сидящем в библиотеке, в той, что была до больших окон и полок из красного дерева, в окружении, быть может, пары дюжин книг, молодом хозяине поместья с рыжей косой, белозубой улыбкой и тайнами старых богов, прячущимися в его ладонях. Фэй, который жаждал богатства, красоты и бессмертия.
Сильвер, в отличие от него, никогда не был очернен жестокостью.
— Уху, — выдавил он. Ему нечего было ответить.
— Уверена, — продолжила миссис Сильвер, — никто не знает лес Зеленой лощины лучше вас.
Тобиас промолчал.
— Его тело можно похоронить. Скажите вашим дриадам. Им не нужны его кости. — Она стиснула челюсти. — А мне нужны.
Тобиас медленно поднялся, взял ножи, арбалет и новый пистолет.
При свете луны он ушел в лес.
* * *
На границе Тобиас наткнулся на крепкое молодое деревце с узловатым стволом. Никто бы и не подумал, что некогда оно было тростью. Тобиас приложил ладонь к коре, но ничего не почувствовал — дерево оставалось деревом. Не знай он его истории, решил бы, что оно ничем не отличается от других.
Тобиас продолжил путь, вдыхая влажные весенние ароматы нарождающейся жизни, вслушиваясь, как ноги давят сырую почву. Вдоль оврага, на дне которого вился ручей, росли папоротники, раскинувшие веерами темную зелень, а на прогалинах гулял ветер, вороша иссохшие прошлогодние листья. Колокольчики-пролески устремляли вверх свои острые стебли, словно солдатики, цветов они не дадут до апреля, но кое-где крокусы уже обещали грядущий цвет.
Тобиас шел почти два часа, но так и не нашел поляны, где стоял его дом. В уголке глаз ни разу не вспыхнуло присутствие Куманики с ее глазами-солнцами. Над головой в ветвях не шевельнулось ничего сверхъестественного, внизу, под ногами, не клубился туман, мерцая призрачными огнями. Тобиас слышал насекомых, предвестников ночи, шелест ветра в листве, один раз пронзительный визг лисы где-то вдали.
Наконец стало ясно, что он проиграл. Тобиас сел на замшелый пень и закрыл глаза. Он не нашел костей Сильвера, даже это. Какое дело лесу до матерей? Не Тобиасу ли знать.
Но вдруг он услышал мурлыканье. Теплая голова боднула ладонь.
Тобиас открыл глаза. Это была Перл, здоровая и довольная собой, с пятнами лунного света на полосатой шерстке. Она запрыгнула Тобиасу на колени и потянулась, впиваясь острыми коготками в кожу, словно он не отсутствовал и часа, какой уж там год. Тобиас понял, что его лицо искажает странная гримаса, похожая на улыбку. Он почесал кошку за ушами, и она приняла это как должное.
Неизвестно, сколько они просидели так на пне, в темноте, кошка на коленях Тобиаса, и звуки леса вокруг. Наконец она спрыгнула на землю и потрусила в тень деревьев, а Тобиас поднялся на ноги. Сумрак разбавился розовыми оттенками, значит, скоро наступит рассвет. Тобиас сомневался, что миссис Сильвер спала в эту ночь. Ему придется вернуться в поместье и рассказать правду: он ничего не нашел и никогда не найдет. Из груди вырвался вздох.
— Со мной она никогда так долго не сидит, — раздался голос из-за деревьев.
Тобиас резко вскинул голову. Рука дернулась к ножу.
Там, под кронами, стоял Сильвер. Его светлые глаза блестели в предрассветных сумерках. Волосы каштановыми кудрями обрамляли лицо. Он улыбался.
— Что... — голос Тобиаса был похож на карканье, он сглотнул и попробовал снова. Сердце бешено билось, выскакивая из груди. — Что...
Резко и часто дыша, Тобиас осел на пень, улыбка исчезла с лица Сильвера, и он бросился вперед. Четыре сотни лет Тобиас не беспокоился о своем теле. А сейчас Сильвер схватил его за руки.
— Мистер Финч... Мистер Финч, Тобиас...
Тобиас сосредоточился на том, как выровнять дыхание, пока Сильвер лихорадочно частил.
— Мне так жаль... Я не полагал, что мое появление вызовет такой шок. Тобиас, пожалуйста...
Когда Тобиас наконец смог различать мир вокруг, он увидел, что Сильвер с растерянным видом стоит перед ним на коленях. Он все еще держал Тобиаса за руки.
— Ты в порядке? — спросил Сильвер. — Прости меня.
— Ты исчез, — сказал Тобиас.
— Я не ожидал, что случится такое, — пробормотал Сильвер. — Ты всегда казался незыблемым, как валун, скала, я думал, ты в лучшем случае брови слегка приподнимешь.
— Как давно?
Сильвер не стал притворяться, что не понял.
— Я проснулся на зимнее солнцестояние. Было темно. Ровно в полночь, я полагаю, хотя дамы слишком абстрактны в концепции небесной механики и только недовольно шелестят, когда я их об этом спрашиваю.