Леди задумалась на мгновение, потом вдруг захлопала в ладоши:
– А я помню! Я помню! Гамлет говорит: «Передохни, о потрясенный дух».
– И, прямо в духе новых постановок, предлагает ему кресло? – спросил я, слегка раздосадованный.
– Американское кресло-качалку, я думаю… – предположила она.
– Станция Фейфилд, – объявил Кондуктор. – Узловая.
И мы вышли на перрон со всем своим небольшим скарбом. Нельзя сказать, чтобы табличка «Вокзал», торчащая посреди платформы, соответствовала своему значению. Деревянная скамья, на которой могли бы уместиться от силы три человека, – вот и весь вокзал. Да и на той скамье уже сидел старик в потертой блузе, уткнувшись головой в ладони, положенные на рукоятку посоха. Его изможденное морщинистое лицо выражало совершенную покорность судьбе.
– Любезнейший! – вежливо сказал ему Начальник Станции. – Поскольку вы – персона нон грата, шли бы вы отсюда подобру-поздорову.
И совсем другим тоном обратился к Леди:
– Сюда, Ваша Милость. Садитесь. Поезд на Эльфилд через несколько минут.
Он, видимо, уже успел прочесть надпись на багажном ярлыке: «Леди Мюриэл Орм: Эльфилд, транзитом через Фейфилд».
Я тем временем смотрел на старичка нищего, и в памяти моей возникло само собой:
Вот старец, жалок и убог,
кому-то даже и смешон,
но вам покамест невдомек,
кем может оказаться он. <2 >
Но Леди как будто вовсе ничего не заметила. Скользнув взглядом по «персоне нон грата», она обратилась ко мне:
– Американского кресла-качалки здесь нет. Но если бы нашлось место для нее, а заодно и для меня, я сказала бы словами Гамлета: «Передохни…»
– …о потрясенный дух! – закончил я цитату. – Это сказано как будто о путешествии по железной дороге. Убедитесь сами.
Как раз в это время к платформе подошел маленький состав местного назначения, и проводники засуетились, отворяя двери вагонов. Кто-то помогал бедному старику влезть в вагон третьего класса, другой, подобострастно повел Леди в первый класс.
Тем временем Леди остановила взгляд на старике и сказала, ни к кому специально не обращаясь:
– Бедный старец! Это просто позор, что он тоже «нон грата». Ах, как мне жаль…
Не знаю, что означало «тоже», но я догадался, что она говорит сама с собой, возможно, даже не замечая этого. Я прошел за ней в вагон, и мы продолжили разговор.
– Создается впечатление, что Шекспир ездил по железной дороге. Иначе как бы ему пришло в голову столь удачное выражение – «потрясенный дух».
– «Потрясенный дух», – сказала она, – это выражение, специфическое для железной дороги. Если бы даже изобретение паровой тяги ни к чему больше не привело, оно так обогатило английскую литературу! Ведь надо же что-то читать в дороге.
– О да! – согласился я. – Все медицинские и кулинарные книги написаны только с этой целью.
– Нет, нет! – задорно возразила она. – Я не имею в виду всё, что у нас печатается. Это было бы чересчур. Иное дело небольшие дамские романы – с убийством на пятнадцатой странице и свадьбой на сороковой. Они-то, конечно, возникли на паровой тяге.
– Следовательно, когда появится электрическая тяга, – предположил я, от этих романов останутся одни буклеты, а убийство и свадьба совпадут во времени.
– О, это отдаленно напоминает эволюцию по Дарвину! – с энтузиазмом воскликнула Леди. – Только у вас все наоборот. Он из мухи делает слона, а вы гору превращаете в мышь.
Тут мы въехали в тоннель, и я закрыл глаза – все равно смотреть вокруг было не на что. Я обратил взгляд внутрь, пытаясь восстановить подробности недавнего сновидения.
– Мне казалось… что же мне казалось? – полусонно бормотал я про себя. Фраза выходила незаконченная. Нужно было как-то ее продолжить. Я вспомнил, что совсем недавно кто-то что-то говорил про слона, и у меня в голове сами собой возникли такие стихи:
Он думал, что ему концерт
Устроили слоны.
Глаза разул – лежит конверт
С запиской от жены.
– Мне жизнь явилась, – он сказал, –
С обратной стороны! <3 >
Конечно, это была дичь, от первого до последнего слова. Но еще более диким был Садовник, который пел этот бред. Он был просто Ненормальный, да его так и звали – Ненормальный Садовник. Он размахивал своими граблями – и между прочим, домахался: он их сломал и превратил в подобие какого-то жуткого капкана. Покончив с граблями, этот Ненормальный проверещал еще более кошмарный куплет своей безобразной песни.