Тут Второй Профессор поднялся из-за стола и начал.
«Птички-невелички,
Братья и сестрички,
Ждут во хвое, ждут во мху, —
Обещали им уху.
Поясняю: есть для вас
У меня один рассказ.
Птички-невелички
У одной лисички
Обучались ровно год
Улыбаться в полный рот.
Поясняю: путь такой —
Выгнуть книзу рот дугой.
Птички-невелички
Заплели косички.
„Разве их не красит хвост?“ —
Зададите вы вопрос.
Поясняю: им хвосты
Служат не для красоты.
Птички-невелички,
Сидя у водички,
Ловят мошек, ловят мух,
И зевают во весь дух.
Поясняю: в этот раз
Начинаю свой рассказ.
У колонки день и ночку
Молодое Порося
Всё сидело в одиночку,
Громким криком голося.
Этот славный Поросёнок
Как никто и никогда
Был визглив, а также звонок,
И сильна его беда.
Из другого, верно, края
Мимо шёл Верблюд с горбом.
„Что болит? Беда какая,
Иль тоскуешь ты о ком?“
„Я не болен, не тоскую, —
Отвечает Порося, —
Только прыгать не могу я,
Вот и песня вся!“
Оглядел Верблюд сердито
Ряшку, спинку, и бока.
„Ты, наверно, от корыта
Не отводишь пятачка.
У тебя бока что бочки,
Широка твоя спина,
У тебя не щёки — кочки;
Тут диета, брат, нужна.
Или вот что: видишь, милый:
Две сосны бросают тень?
Топать, верно, за три мили,
К ним отсюда. Дважды в день
Дуй туда — и жди прогресса
Не ревя, не голося;
Расстаешься с лишним весом —
Тут и песня вся!“
Он ушёл — ни толст, ни тонок,
Жвачку жёсткую жуя.
Вновь забился Поросёнок,
Слёзы горькие лия.
И украдкою в сторонке
Над свинячьею бедой
Даже столб водоколонки
Плакал ржавою водой.
Лягушонок мимо прыгал —
Мутный глаз, широкий рот.
„О, Свинья! Скажи мне мигом,
Что тебя сейчас гнетёт?“
Громко всхлипнув, шмыгнув слабо,
Отвечает Порося:
„Не могу я прыгать, Жаба,
Вот и песня вся!“
Усмехнулся Лягушонок,
В грудь ударил кулаком:
„О, Свинья! Да я с пелёнок
С той наукою знаком!
Этот дар у нас с рожденья —
Не хвалюсь и не шучу:
Мигом за вознагражденье
Ловко прыгать научу!
Хоть побьешься от падений,
Заполучишь синяки,
Но зато без затруднений
Переймёшь мои прыжки.
Десять футов — не высотка, —
Убеждал он Порося. —
Объясню методу чётко —
Тут и песня вся!“
„О, геройская Лягушка! —
Порося в ответ кричит.
Попроси, что хочешь, душка,
И скорей меня учи!
Облегчи мои страданья,
Помоги моим ногам,
Воплоти мои мечтанья,
Обучи меня прыжкам!“
„Я хочу одну котлетку,
Ту колонку я хочу,
Ты добавь ещё креветку,
И смотри, как я скачу!“
Подогнул малыш коленки,
Крепко в землю уперся,
Прыг! — и плюх! на четвереньки —
Вот и песня вся!
Встал на ножки и к колонке
Поросёнок подбежал.
„Перепрыгну, спорим!“ — звонко
На ходу он завизжал.
Он вознёсся как комета,
Рухнул наземь как мешок;
„Крак!“ — сказало что-то где-то...
Был последним тот прыжок».
Напевая эти куплеты, Второй Профессор прошествовал вдоль всего стола к камину, где сунул голову прямиком в дымоход. Но проделав это, он потерял равновесие, рухнул вперёд головой и так крепко застрял в каминной решётке, что понадобилось порядочно времени, чтобы вытащить его оттуда.
Бруно времени даром не терял. Он прошептал Сильвии:
— По-моему, он решил проверить: может, это в дымоходе сказали: «Мрак!»?
— Не «Мрак!», а «Крак!» — ответила Сильвия.
— Если «Крак!», то это была Ворона, — догадался Бруно.
Такой между ними произошёл разговор, пока вытаскивали Второго Профессора.
— У вас всё лицо вымазано чёрным! — озабочено сказала ему Императрица. — Не послать ли за мылом?
— Нет-нет, благодарю вас, — ответил Второй Профессор, старательно отворачиваясь. — Чёрный цвет весьма респектабелен. К тому же от мыла не будет проку без воды.
Всё так же отворачивая лицо от аудитории, он вновь затянул свою песню, опять предварив её Вступительными куплетами.
«Птички-невелички
Разъезжают в бричке.
Разъезжают и поют,
Плату малую берут.
Поясняю: грошик в день —
Это, право, дребедень.
Птички-невелички
Пишут по страничке.
По страничке по одной
Пишут в книжке записной.
Поясняю: всё равно
Чем писать — у них полно.
Птички-невелички
Завели привычки.
Как найдут кота в мешке —
Искупают в молоке.
Поясняю: не в воде,
А иначе быть беде.
Мимо той водоколонки
Возвращается Верблюд.
„Что наш бедный? Что наш звонкий?
Всё ли мается он тут?
Похуданье ли затеял,
Смело к соснам потруся?
Воспарит теперь как фея,
Вот и песня вся!“
Только смотрит и дивится:
Поросёнок не встаёт,
Не взмахнёт своим копытцем,
Даже глазом не моргнёт.
Никогда уж не заплачет,
Не подпрыгнет, как хотел.
А ведь было бы иначе,
Если б выдержку имел.
И сидит темнее ночи
Лягушонок за кустом,
Ничего сказать не хочет,
Только думает о том,
Что котлетку и креветку
Не подарит Порося,
Перегнули в спешке ветку —
Вот и песня вся!»
— Слишком печальная история, — сказал Бруно. — Началась она печально и закончилась печально. Я, наверно, сейчас заплачу. Дай мне, Сильвия, носовой платок.
— У меня с собой нет, — прошептала Сильвия.
— Тогда я не стану плакать, — мужественно сказал Бруно.
— Осталось ещё несколько Вступительных куплетов, — сказал Второй Профессор, — но я проголодался. — Он сел на своё место, отрезал огромный кусок пирога, положил его на тарелку Бруно, а затем в недоумении воззрился на свою собственную — совершенно пустую.
— Откуда у тебя этот пирог? — шёпотом спросила Сильвия у брата.
— Он мне дал, — ответил Бруно.
— А зачем ты просил? Я же тебе сказала, что это нехорошо!
— Я не просил, — сказал Бруно, словно нехотя откусывая от пирога. — Он дал мне, и всё.
Сильвия с минуту размышляла, затем её осенило:
— А ты тогда попроси у него кусочек для меня.
— Ну, что, малыш, удовлетворён? — с улыбкой спросил Профессор.