В эту минуту в столовую вошёл Под-Правитель. Это был худой человек со злобным и хитрым лицом изжёлта-зелёного цвета; и комнату он пересекал очень медленно, подозрительно глядя вокруг, как бы выискивая прячущегося где-то свирепого пса.
— Браво! — вскричал он, похлопав Канцлера по спине. — Ваша речь в самом деле превосходна. Вы прирождённый оратор, дружище!
— О, ерунда, — скромно отозвался Канцлер. — Все ораторы, знаете ли, прирождены.
Под-Правитель задумчиво поскрёб подбородок.
— Да, это так, — признал он. — Я как-то об этом не задумывался. Всё равно, вы всё сделали правильно. Хочу сказать по секрету…
Тут он перешёл на шёпот, и поскольку я не мог больше ничего слышать, то решил пойти поискать Бруно.
Я нашёл малыша в передней, где перед ним стоял лакей в ливрее, от чрезвычайной почтительности согнувшийся едва ли не пополам и оттопыривший локти, словно рыба плавники.
— Его Высокопревосходительство, — говорил почтительный лакей, — находятся в своём кабинете, вшечство! — Его произношение этого слога было не таким совершенным, как у Канцлера.
Бруно засеменил в указанном направлении, и я счёл за лучшее последовать за ним.
Правитель, высокий и величественный человек с важным, но очень приятным лицом, сидел за письменным столом, сплошь покрытым бумагами, а у него на колене примостилась одна из самых миловидных и привлекательных девчушек, каких мне только доводилось видеть. Выглядела она на четыре-пять лет старше Бруно, но имела такие же розовенькие щёчки и искрящиеся глазки, такой же богатый чёрный волос, весь в завитках. Её живое улыбающееся личико было обращено вверх, к лицу отца, и восхищённому взору открывалась та взаимная любовь, с которой оба они — девочка, переживающая весну жизни, и её отец, находящийся в поре поздней осени, — созерцали друг друга.
— Нет, вы его никогда не видели, — говорил старик, — да и не могли видеть: он очень долго отсутствовал — путешествовал по разным странам, поправлял здоровье, — ещё за много лет до того, как ты родилась, моя маленькая Сильвия!
Тут Бруно взобрался на другое его колено, результатом чего явились обильные поцелуи, весьма замысловатые по исполнению.
— Он вернулся только этой ночью, — продолжал Правитель, когда целование закончилось. — Последнюю тысячу миль или около того он двигался с особенной поспешностью, чтобы успеть ко дню рождения Сильвии. Но он очень рано встаёт, и я думаю, он уже в библиотеке. Пойдёмте-ка навестим его. Он всегда добр к детям. Вы наверняка его полюбите.
— А Второй Учитель тоже приехал? — спросил Бруно голосом, преисполненным благоговейного страха.
— Да, они прибыли вместе. Второй Учитель, он… Ну, возможно, он не понравится вам так сразу. Видишь ли, он немного более мечтательный.
— Хочу, чтобы Сильвия была немного более мечтательной, — сказал Бруно.
— Что ты такое говоришь, Бруно? — изумилась Сильвия.
Но Бруно обращался к отцу, а не к ней.
— Она сказала, что не может, понимаешь? Но я думаю, она просто не хочет.
— Сказала, что не может мечтать? — озадаченно повторил Правитель.
— Да, сказала! — настаивал Бруно. — Когда я сказал ей: «Прекратим уроки!», она сказала: «И мечтать не могу, чтобы урок уже окончился!»
— Он всегда хочет, чтобы урок кончился, через пять минут после начала! — объяснила Сильвия.
— Пять минут уроков в день! — сказал Правитель. — Многого ты за такое время не выучишь, малыш.
— Это так Сильвия говорит. Она говорит, что я не хочу учить уроки. А я ей всё время толкую, что я не могу учить их. И что ты думаешь, она говорит? Она говорит: «Ты просто не хочешь».
— Пойдёмте же повидаем Учителя, — сказал Правитель, мудро избегая дальнейшего разговора. Дети, поддерживаемые за руки, слезли с его колен, и счастливая троица — а следом и я — направилась в библиотеку. По дороге я признался самому себе, что никто из всей компании (за исключением Лорда-Канцлера, и то всего один раз) даже не взглянул в мою сторону. По-моему, они вовсе не замечали моего присутствия.
— А что у него со здоровьем, папочка? — спросила Сильвия, двигаясь с несколько преувеличенной степенностью, чтобы подать пример Бруно, который непрестанно подпрыгивал с другого боку отца.
— А вот что — хотя я надеюсь, что теперь с ним всё в порядке, — люмбаго и ревматизм, и прочее подобное. Он, видите ли, лечится сам; он весьма учёный доктор. Только представьте, он даже изобрёл три новых болезни, не говоря уже о новом способе ломания ключицы.
— А это приятный способ? — спросил Бруно.
— Ну, гм, не очень, — сказал Правитель, и мы вошли в библиотеку. — А вот и Учитель. Доброе утро, Учитель! Надеюсь, вы хорошо отдохнули после дороги!
Маленький толстый живчик в цветастом халате, держащий под мышками по огромной книге, засеменил в дальнем конце комнаты, двинувшись прямо к нам и не обращая на детей ни малейшего внимания.
— Я ищу третий том, — сказал он. — Вы, случайно, не знаете, где он стоит?
— Поглядите же на моих детишек, Учитель! — воскликнул Правитель, беря Учителя руками за плечи и поворачивая его лицом к детям.
Учитель неистово расхохотался; успокоившись, он минуту или две не произнося ни слова пристально оглядывал детей сквозь свои огромные очки. Наконец он обратился к Бруно:
— Ну-с, мальчик, как прошла твоя ночь?
Бруно растерялся.
— Моя ночь была той же самой, как у всех, — ответил он. — Со вчерашнего вечера прошла всего одна ночь.
Теперь растерялся Учитель. Он снял свои очки и протёр их носовым платком. Затем он снова уставился на детей. Спустя полминуты он повернулся к Правителю с вопросом:
— Они все были переплетены?
— Ещё чего! — сказал Бруно, решивший, что и сам может ответить на такой вопрос. — Нас не бьют плетьми — мы же не преступники!
Но Учитель уже забыл про них. Он вновь обратился к Правителю.
— Могу вас обрадовать, — сказал он. — Барометр-то сдвинулся…
— Так-так, и в какую же сторону? — спросил Правитель, добавив специально для детей: — Не то чтоб я беспокоился, понимаете? Просто он полагает, что это влияет на погоду. Он замечательно умный человек, понимаете? Иногда он говорит такие вещи, которые может понять только Второй Учитель. А иногда он говорит такое, чего никто не может понять. Так в какую же сторону, Учитель? Вверх или вниз?
— Ни вверх, ни вниз, — сказал Учитель, потирая руки. — Вбок, если можно так выразиться.
— И какую же погоду это нам предвещает? — спросил Правитель. — Слушайте, дети! Сейчас вы услышите нечто заслуживающее внимания.
— Горизонтальную, — сказал Учитель и направился прямо к двери, по дороге едва не растоптав Бруно, в последнее мгновение успевшего отскочить.
— Ну не истинный ли он учёный? — сказал Правитель, глядя вслед Учителю восхищёнными глазами. — С какой учёностью он смотрит на вещи!
— И вовсе не смотрит, меня чуть не сбил, — пожаловался Бруно.
Учитель мигом вернулся: он сменил свой халат на сюртук и обул на ноги пару очень странно выглядевших сапог, отвороты которых сильно смахивали на раскрытые зонтики.
— Как вам нравится? — спросил он. — Как раз для горизонтальной погоды.