– Почему? Что случилось? – Она резко села и выглянула в окно. – Я скучаю по дому, – протяжно сказала она.
Лакшми ничего не понял, но, прежде чем он успел попросить Сильвию объяснить, она встала и вышла из комнаты. Лакшми немного подождал, недоумевая от произошедшего, и только после этого отправился за ней. В дверях он столкнулся с Бхаубаабом. Они встретились взглядами, но ничего не сказали друг другу. Лакшми быстро отвел взгляд и почти сразу же отправился к себе домой.
Позже этим же утром, не обнаружив Бхаубааба в доме, Сильвия отправилась в единственное место, где, как она предполагала, могла бы его найти. Бхаубааб стоял с потерянным видом под баобабом. Она подошла к нему и молча встала рядом, устремив взгляд на те же бесконечные рисовые поля, что и он.
– Мне пора возвращаться домой, – произнесла она некоторое время спустя.
– Точно? – переспросил он, не поднимая на нее взгляда.
– Да.
После долгой паузы он сказал:
– Оставайся. Ты совсем не похожа на своего отца. – В его голосе звучало смирение.
– Я стараюсь не походить на него. Не уверена, насколько мне это удается, – сказала она, и на ее глазах заблестели слезы. Бхаубааб обнял Сильвию.
Такси в этом районе было не очень надежным, поэтому Бхаубааб решил сам отвезти Сильвию. Он одолжил у Лакшми скутер, на котором тот больше не ездил с тех пор, как потерял палец, и высадил Сильвию на автобусной остановке в Маргао. Он купил ей билет за тридцать шесть рупий на рейсовый автобус до Васко-да-Гама. На нем она должна была доехать до аэропорта и сесть на самолет до Бангалора.
– Ой, подожди, – сказала она, прежде чем он повернулся, чтобы уйти. Она потянулась к сумке и достала свечу. – Пожалуйста, передай Лакшми.
Часть 2
Яичная скорлупа
В дождь пришел мальчик лет четырех. Его глаза слипались, но он не мог протереть их: в одной руке мальчик держал складной зонтик со сломанными спицами, в другой – три двухрупиевые монеты. Его отец – простой полицейский – вернулся со службы в десять, а дома было нечего есть. «Пять рупий за целые яйца, три за треснутые – их нельзя сварить, зато из них получается отличный омлет», – было написано на табличке.
– Сегодня нет треснутых, – сказала жена продавца яиц. Казалось, она состарилась раньше времени, а теперь хотела соответствовать своему истинному возрасту. Стук в дверь разбудил ее, но она быстро проснулась, так как ей пришлось передвигаться на цыпочках, чтобы не разбудить спящего мужа. Она пересчитала деньги в руках мальчика.
– За это ты получишь одно яйцо, а рупию оставь себе.
– Пожалуйста, тресни их, акка. Мне нужны два яйца. Аббу очень голоден.
Недолго думая, она протянула ему два яйца, завернутые в старую газету.
– Не рассказывай никому, что они были целыми. – Она широко улыбнулась, напомнив ребенка, недавно потерявшего молочные зубы. Осторожно закрыв дверь за мальчиком, она прокралась на цыпочках к спящему мужу.
Бхагирати
Там, откуда она родом, взятки назывались куши́, что означало «радость». Такое название как будто сглаживало бесчестие поступка, к тому же ударение в слове ставилось на первый, а не на второй слог изначального слова, делая его понятным и близким местному населению. Они дали ку́ши в размере пятисот рупий служащим бюро регистрации браков, чтобы поскорее стать мужем и женой, хотя официально регистрация стоила тридцать рупий. Им не терпелось поделиться своей радостью с другими. Свидетелей было трое: отец жениха, соседка невесты по комнате и спасатель из бассейна, где они познакомились. Куши сопровождала их по жизни, пока они искали ответы и подтверждения метафизическому замешательству в компании друг друга: она по-прежнему отказывалась называть это чувство любовью. Он не возражал, главное – он ощущал его. Но это было до того, как она услышала голос. Затем они вместе похоронили своего питомца.
Бад Джексон был тем мертвецом, в честь которого назвали школу. Этот американец во время посещения деревни упал с повозки, запряженной буйволом, и разбился насмерть задолго до ее рождения. Можно только строить предположения, что этот белый мужчина забыл в таком захудалом далеком месте. Люди, приехавшие похоронить его, дали некоторую сумму денег и его портрет местному предпринимателю, которому принадлежала школа. Деньги вложили в хлопкопрядильную фабрику, а портрет повесили на стене школы, переименовав ее из «Чимнабай Горпаде Видьямандир» в «Школу памяти Бада». И так за одну ночь школа превратилась в «монастырь».
Она предположила, что он был «евангелистом из белого отребья». Разумеется, эта мысль пришла к ней уже намного позже того, как она освободилась от влияния школы. Она узнала о термине «белое отребье» только после прочтения «Унесенных ветром» в университете. Слово «евангелист» она узнала, когда кто-то на работе рассказал, как тетя его соседа была исцелена от рака человеком в белом костюме. Она научилась соединять эти два слова вместе, когда политика в стране Бада Джексона приняла неожиданный оборот (хотя некоторые псефологи и медиааналитики утверждали, что это вовсе не было неожиданностью). Это понятие, казалось, подходило ему. О Баде Джексоне практически ничего не знали учителя и уж тем более ученики, для которых он был не больше, чем чужак с фотографии, висевшей на стене над столом директора. Кабинет директора был недоступен для посторонних, и только случайному прогульщику доводилось увидеть его изнутри. С палкой в руке строгий директор произносил свою привычную фразу: «Неужели Ганди-джи боролся с белыми за свободу для того, чтобы вы себя так вели? Вы никогда не повзрослеете и не поедете в Америку, если будете продолжать в том же духе!»