– Извини. Я совсем не подумала. Мне действительно жаль.
Она заплакала, и он крепко прижал ее к себе.
– Такое не повторится, – шмыгая носом, сказала она.
– Ничего страшного… Я переживал.
Немного придя в себя, она попросила принести еще воды.
– Что Анилу нужно было от меня? Почему он звал меня?
– Он хотел предложить тебе купить у него оленину.
– Оленину?
– Да. Они поставили ловушку и поймали крупного оленя. Он оказался слишком большим для его семьи, и они решили продать немного мяса.
– Что ты ему сказал?
– Я отказался. Мы не покупаем мясо у охотников. Они добывают еду для себя, и в этом нет ничего плохого. Но если люди начнут покупать мясо у них, то они станут убивать больше животных.
И хотя открытая охота была запрещена, лесничие позволяли племенам самаари и манчи ставить ловушки на мелких животных и птиц – обычно за небольшую долю добытого мяса. Если манчи, питавшиеся свиньями, кошками и крысами и жившие в грязных лачугах на пустырях за окраинами деревни, ловили оленя, лесники принимали от них сырое мясо и относили домой своим женам, которые готовили его как баранину. Если оленя убивали самаари, передвижное племя бывших кочевников, уходящее корнями к североиндийским воинам, лесники не возражали, если те принесут уже приготовленное мясо, а иногда и сами участвовали в шумном веселье в их поселениях, где рекою тек домашний самогон. Большую часть леса вокруг фермерских участков в деревне занимали плантации эвкалипта или акации – деревьев мягкой породы, которые выращивали бумажные фабрики. Олени не питались их листьями. И из-за деревьев, изначально предназначенных для осушения болот, сухие равнины, на которых они росли, не могли удержать ни одного пруда или даже лужицы поблизости. Голодные и измученные жаждой, животные, естественно, выходили на зеленые поля и попадали в ловушки фермеров.
Суджита и Шайлу тоже беспокоили частые набеги оленей. Они растянули вдоль границ своего участка старые сари, которые можно было купить по двадцать рупий или даже доторговаться до четырнадцати. Но олени были отличными прыгунами.
После пережитого у Шайлы несколько дней держалась температура. Она чувствовала слабость и с трудом передвигалась. Все это время за ней ухаживал Суджит. Перед уходом на ферму он готовил, убирал, оставлял у ее кровати флягу с горячим имбирным чаем и просил звонить ему, если что-то понадобится. Он уезжал на скутере, а не на велосипеде, чтобы быстро вернуться, если она позвонит. В середине дня он приезжал домой на обед, чтобы проведать ее.
На восстановление сил и возвращение к привычному образу жизни ей потребовалась почти неделя. В то утро она обняла Суджита перед его уходом на работу. Он был таким нежным и заботливым во время ее болезни. Возможно, его небольшой моральный проступок можно было списать на случайную ошибку. В конце концов, он очень ценил мораль. Его решение не покупать мясо у охотников было абсолютно правильным. И вообще, у них все только начинало налаживаться. Они были далеко от города, сводящего их с ума, и работали на ферме в поте лица, как всегда об этом мечтали. Свежий воздух и позитивные эмоции окружали их. Резкий стук в дверь прервал ее размышления.
– Шайла! – В голосе Суджита звучала настойчивость.
Она открыла дверь.
– Что случилось? Все в порядке? Не прошло и часа, как ты ушел.
– Быстро. Закрывай дверь. – Он вытащил из пластикового пакета тяжелый мешок с кровавыми подтеками.
– Что…
– Ш-ш-ш. Это оленина, – хрипло прошептал он.
– Я думала, ты сказал, что нам не следует покупать…
– Я не покупал. А поймал. Всю прошлую неделю олень постоянно совершал набеги на наш участок. Пропал почти акр кукурузы. Промучившись несколько дней, мы с Мудкаппой решили поставить ловушку. Мы не хотели его убивать. И думали, что выпустим его на свободу утром. Мы надеялись напугать его, чтобы он не возвращался. Но собаки добрались до него раньше, чем мы.
– Ох, нет… Как ужасно. Ужасно.
– Я прекрасно понимаю, Шайла. Но он мертв, и вместо того, чтобы выкинуть его, сделав его смерть напрасной, я посчитал, что лучше его съесть. Я поделился с Мудкаппой, Анилом и манчи.
– Кто снял с него шкуру и разрезал на части?