Решме было около пяти лет, когда ее папа, управляя авторикшей, попал под бетономешалку, которая раздробила ему ногу. Он едва выжил. Когда ассоциация водителей устроила шумиху у офиса и пригрозила общегородской забастовкой, строительная компания, которой принадлежала бетономешалка, заплатила за то, чтобы врачи ампутировали его зазубренную голень и наложили швы. Компания также купила ему костыли. Папа несколько месяцев пролежал в постели, пока за ним ухаживала мама. Как только ему перестали давать лекарства, он снова принялся пить и бить маму. Удары были не такими сильными, как раньше, поскольку ему приходилось балансировать на одной ноге и держать костыль в руке, что не давало ему особых возможностей для избиения жены. Поэтому в основном он оказывал психологическое давление. В какой-то момент мама, похоже, осознала всю нелепость происходящего и превратилась из тихо страдающей жены в ту, которой надоело терпеть. Однажды она ударила его в ответ и повалила на пол. Она выбила ему два передних зуба и подавила желание бить ее.
После этого он стал проводить время дома, покуривая свои биди, когда ему удавалось их достать. Иногда он разговаривал с Решмой, но в основном молчал. Ей казалось, что у него был самый добрый голос. Мама, которая ходила по дому на цыпочках и дрожала от страха перед мужем, теперь вышла за его пределы и устроилась уборщицей у чужих людей. Однако у нее не появилось враждебных чувств к мужу. И она не тыкала ему в лицо своей вновь обретенной независимостью и не выгнала его из дома в попытке отомстить. Хотя он был калекой, она считала, что в доме должен быть мужчина, особенно он нужен для воспитания маленькой дочери в таком районе, как их. Она кормила его несколько раз в день, покупала ему тетрапак или два дешевого виски и оставляла в покое. Когда Решма подросла, она сама стала следить за тем, чтобы у него была еда, и маме больше не нужно было заботиться о нем. Он больше не играл роль мужа, но оставался отцом, и он не возмущался и не благодарил за то, что ему позволили пережить свой срок, держа свое мнение при себе и не суясь в чужие дела.
Мама иногда брала Решму с собой убирать дома в общине «Добрая Земля». Этой общине принадлежали хорошие дома – аккуратные двухэтажные строения из кирпича-сырца, изготовленного из местной грязи и переработанной древесины. У них были покатые черепичные крыши, прочные перила, терракотовые полы и винтовые лестницы к библиотекам, расположенным в мезонине. У многих из них были открытые внутренние дворики, заставленные горшками с суккулентами, пальмами бонсай и статуэтками Будды; на террасах стояли аппараты для сбора дождевой воды и солнечные водонагреватели; в домах висели медные колокольчики и масляные лампы; в рамочках красовались рисунки и картины, написанные кем-то из членов семьи. Решма ощущала себя внутри таких домов маленькой и дикой.
Хозяева домов были великодушны, угощали девочку сладостями из пальмового сахара и дарили игрушки из тростника. Тетушка Вина особенно хорошо относилась к ней. Ее сын был одного возраста с Решмой, и она поощряла их совместные игры. Именно ее муж, дядя Джейкоб, предложил маме Решмы отправить девочку в школу вместе с их Джуджу. Сначала та подумала, что это шутка. Это было задолго до того, как образовательная политика вынудила снобистские школы искать лазейки, чтобы не вводить квоту для дворового сброда, и мама не могла поверить, что ее дочь может попасть в такую школу.
Но дядя Джейкоб был серьезен. «Ну, моле, ты бы хотела ходить в школу со своим лучшим другом?» – спросил он Решму, и та уставилась в пол, теребя полу маминого сари. Они взяли на себя все формальности поступления и оплатили обучение девочки. В графе «Родитель/опекун» указали Вину Натараджан, поскольку Джуджу носил фамилию отца. Тетушка Вина договорилась с соседкой, и та собрала для Решмы старую одежду своей дочери Сильвии: девочка не должна была выделяться среди одноклассников. Но она все равно выделялась, потому что не владела английским. Хотя с помощью тети Вины и дяди Джейкоба она со временем выучила его, ей так и не удалось говорить на нем с той непринужденной легкостью, с которой делали это ее одноклассники. Не помогло и то, что Сильвия училась с ней в одном классе, хотя она ни разу не ставила Решму в неловкое положение. В моменты, когда Сильвия не была занята чтением, она предавалась мечтаниям и могла не заметить переживаний Решмы из-за обносков. Просто все остальные уже видели Сильвию в той одежде, которую сейчас носила Решма, и, когда они пытались сделать вид, что не замечают этого, Решма внутренне содрогалась от стыда.