— Вы даже не спросили, как моя фамилия, — прервал я.
— Ах, да. Вообще-то скверно, что вы сыщик, хоть и частный. Я к тому, что вы, раз уж из Лос-Анджелеса, лучше бы в кино работали. Хотя и то сказать, они там все в кино работают. И знаете, что мне говорят, когда хотят познакомиться?
— Какая вы высокая, да?
— А вы как догадались? — Вытащила платье, встряхнула, повесила на крючок за ширмой. — Да вы располагайтесь, чувствуйте себя как дома. Вам тут ничего, нравится? — Одним махом надела свое платье из ярко-зеленого сатина. Все делала быстро, уверенными, грациозными движениями, словно совсем юная девушка. — Они, знаете, за первое цепляются, что в голову придет. Ну и что, что я высокая, а то я сама не знаю, что выше их всех на голову. Что из того, другим-то рост не мешает. Вон Джеймс Арнес, он вообще под два метра, и что? — в «Ружейном выстреле» у него роль настоящая, не то что у меня — стою, как дура, хоть бы какую реплику дали в мюзикле этом паршивом. Хоть бы одну. Так нет. Дудки, и не жди. И не оттого, что я высокая. Оттого, что на меня зуб имеют.
— Зуб имеют?
— Ну что, не понимаете, что ли?
— Кажется, догадываюсь.
— Да, имеют на меня зуб. Потому что я работала у Молли Бэнтер. И никакой тут нет тайны, всем это известно. Господи, да про тот процесс больше писали, чем про войну в Корее, если хотите знать. И не думайте, пожалуйста, когда ко мне такие, как вы, заявляются, я сразу понимаю: ну, опять про Молли Бэнтер разговор. А что, я не против. Да, так как вас зовут-то?
— Алан Маклин.
— Вы женаты?
— Нет.
— Ну все равно, меня поклонник ждет, надо спешить. Так что вам от меня нужно, Мак? Спорю, вас все так называют.
— Почти все.
— Потому что фамилия у вас такая. Попробуйте-ка мне прозвище подобрать, ничего не выйдет, — Шерли и Шерли. Ну, Мак, давайте-ка побыстрее.
— Вы были в заведении Бэнтер в сентябре 1948 года?
Она нахмурилась, вспоминая, потом кивнула.
— Точно.
— Не припоминаете ли другую девушку, которая тогда там работала? Сильвия Картер ее звали.
— Сильвия Картер?
— Чуть выше среднего роста, изящная такая, грудь у нее была хорошая, ноги длинные, темноглазая, шатенка, ноздри немножко слишком широкие…
— Мак, за десять лет я много кого перевидала.
Я достал фотоснимок, показал ей, потом еще один, и тут она вспомнила, а мне почему-то показалось: все, отныне мне станет легко, само будет распутываться. И это чувство не ушло, хотя то, что она вспомнила, никуда меня не продвигало.
— Ну да, — сказала Шерли, — помню, разумеется. Хорошая была девчонка. Тихая такая, славная. Она у нас недолго работала, недель пять, может, шесть. С другими девочками как-то не подружилась. А потом ушла, и с концами.
— Куда ушла?
— А мне откуда знать, Мак? Просто ушла, и все дела. Больше я ее никогда не видела. Рада бы вам помочь, да нечем. Извините, надо бежать.
— Еще минуточку, пожалуйста, — взмолился я. — Ведь были же у нее там какие-то подруги, ну, я не знаю. Постарайтесь припомнить.
— Вы видно, не за ту меня принимаете, дорогой мой, я ведь вроде треснувшей граммофонной пластинки, толку от меня не больше. Вот что я вам скажу. Тут еще одна девочка есть, она, вроде бы, ушла в то же время. Мы с ней год назад случайно на вечеринке одной встретились, потому и знаю про нее; она там с мужем своим была. Вечеринку как раз устроил этот Лефти Мейер, который за «Разговорчивую» денежки выложил, половина денег на постановку — его. Так вот, ее мужа зовут Херберт Филлипс, и живут они в Скарсдейле, все она здорово обделала, молодец девочка, хвалю.
— А кто такой Херберт Филлипс?
— Большой человек на Уолл-Стрит, что-то в этом роде, только с ним лучше не связываться. Вообще-то не пойму, зачем он вам нужен. Вам же про Сильвию надо узнать. Ну, короче, та девочка, ее, кажется, Джейн Бронсон зовут, уволилась от Молли примерно в то же время. Вот и все…
Мне было достаточно.
Глава III
1 октября была среда, и моя неделя разговоров с самим собой — бессмысленных, потому что не находилось решений, — кончалась. Ровно за неделю, тоже, в среду, я начал составлять свой отчет. Взял напрокат машинку, принялся за донесение, ради которого меня и наняли, и к вечеру были готовы уже двадцать две страницы. Взвешенный, продуманный отчет образованного человека, который, если надо, умеет и на самое дно спуститься. Мальчишкой я воровал с лотков бананы и яблоки, потому что хотелось есть, но, допечатав двадцать вторую страницу, голода я не испытывал, и поэтому решил заглянуть в винный магазинчик чуть дальше по улице, купил шотландского виски и напился у себя в номере. Вот уж семь лет, как я в одиночку бутылку не приканчивал, но семь лет не такой уж большой срок, чтобы научиться пить без самокопания. Знаю я людей, которые в жизни пьяны не были, а все равно копаются в себе беспрерывно.
Начал я свой отчет 24 сентября. И пока писал, испытывал ощущение, что не попусту копчу небо. Вот родился ребенок по имени Сильвия Кароки, и жизнь этому ребенку досталась такая, какая ни одному ребенку доставаться не должна. И я про это писал бесстрастно, холодно, ведь, в конце концов, я просто отрабатывал свое вознаграждение.
Ехать в Скарсдейл мне не хотелось, но единственное мое достоинство в том и состоит, что я всегда без энтузиазма принимаюсь за такие дела, а тем не менее делаю их, как ни противно. Не Бог весть какое достоинство и бывает трудно его заметить и оценить.
В четверг, 25 сентября, я себя почти заставил все-таки в Скарсдейл отправиться. Накрапывал дождичек, я посмотрел, подумал и сказал себе: «А, черт с ним». Пошел вместо этого в кино. Потом позвонил Джеку Фенни — не как коллеге, просто он был единственным, кого я давно знал в Нью-Йорке, и мне было необходимо хоть какое-то общество, чтобы облегчить душу за разговором. У него, однако, дел оказалось под завязку, увы, встретиться нам не пришлось.
Весь тот день я вспоминал свою историю с Ирмой Олански и все пытался для себя определить, что это такое — хороший человек, гожусь ли я сам под такое определение и годится ли она. Насчет себя я пришел к выводам самым нерадостным. Хотя, честно говоря, я ведь и не пытался им стать. И разве я пытаюсь восстановить прошлое хорошего человека? Я восстанавливаю прошлое проститутки, ну и замечательно, если вдуматься. Проститутка торгует собой — значит, она готовый символ общества, где все чем-нибудь торгуют, не собой, так автомобилями или кастрюлями какими-нибудь, или еще чем. Тут я заставил себя остановиться, потому что не хотелось напиваться опять до отключки.
В пятницу я решил, что в Скарсдейл поеду нынче обязательно. День был теплый, приятный, я взял в агентстве машину с откидным верхом, так что ехал — вдоль реки, потом через округ Винчестер — с комфортом, наслаждаясь окрестностями. В Скарсдейле для начала заглянул в закусочную, узнал телефон Херберта Филлипса из местной адресной книги, выписал и адрес — Чэдуорт-роуд 44. Вообще-то так работать нельзя, но мне было не до профессионального самолюбия. Просто хотелось поскорей со всем этим разделаться, а ведь почти все уже было у меня готово. День за днем прошли передо мной восемнадцать лет ее жизни, а те семь, что Сильвия Вест провела в Лос-Анджелесе, особого значения уже не имели. Правда, меня наняли с целью не только разобраться, что она за человек, но и выяснить, откуда деньги на ее банковском счете, а как профессионал я просто обязан дать, насколько возможно, точные сведения. Но это так, мелочи, а в целом я ведь достиг уже очень, очень многого.