– Но, Франк, как они могут знать о твоем отце?
– О, Господи, они здесь все одержимы карьеризмом, и ты полагаешь, они могут упустить такой козырь? Тут есть и студенты с Юга, хотя бы вот твой кузен. Меня не трогают, пока я… никто. Но лишь только я выступлю против золотой молодежи – о, тогда!..
– Я должна тебя поддержать! – воскликнула Сильвия, блеснув глазами.
– Не волнуйся, Сильвия. Ты не должна вовсе вмешиваться в эту историю.
– Но подумай, Франк, какое это будет торжество для тебя, если ты одержишь победу. И какой удар по этим порядкам, которые ты ненавидишь. И я могу помочь тебе, не смейся! Уверяю тебя, я могу – здесь есть несколько человек, которые сделают все, что я захочу!
Но Франк опять расхохотался.
– Дорогая, ты уже довольно сделала… даже слишком! А чем ты отплатишь ван Тьюверу за то, что он сделал?
– Чем я отплачу ему?!
– Ну, да! Ты полагаешь, что такой человек, как ван Тьювер, делает что-нибудь даром? Он поставит тебе в счет все свои услуги и потребует высокой платы за них. Что ты тогда сделаешь?
Сильвия задумалась.
– Франк, – сказала она после долгой паузы, – ты славный. Но не сердись на меня, не волнуйся из-за этой истории с ван Тьювером! Франк улыбнулся.
– Разве я не знаю, что ты достаточно горда для того, чтобы…
– При чем тут гордость?
– Дорогая, а если бы я волновался из-за ван Тьювера, ты думаешь, я бы тебе это показал?
– О, как ты хорошо сказал это! – воскликнула Сильвия. – Ты чудеснейший человек в мире. Я должна тебе сказать правду, – продолжала она искренне и серьезно. – Я рада, что уезжаю подальше от этого человека и его денег. Дело не в соблазне, но не знаю, как это сказать, я чувствую все эти дни какую-то тяжесть на душе. Это какой-то кошмар! Я говорю себе: «О, как много добра я бы сделала с такими деньгами!» Или думаю: «У этого человека столько власти, и он не знает даже, как пользоваться ею». Это чудовищно – такое состояние в руках одного человека, не знающего, как распорядиться им. Можно вовсе не считаться с этим, говорить себе, что об этом и думать не стоит, но ведь это богатство действует, как машина, день и ночь, и производит зло.
Франк слушал ее с понимающей улыбкой.
– Ты рассуждаешь, как Том Фирмин, – сказал он. – Недаром тебя дома зовут анархисткой.
Сильвия хотела знать точное значение слова анархист, и Франк начал было читать ей лекцию по политической экономии, когда в дверь постучали и вошел лакей с визитной карточкой. Она быстро скользнула по ней глазами и молча протянула ее Франку. Они переглянулись.
– Ну, что же! Ты примешь его?
– Не знаю… Что ты скажешь?
– Я ровно ничего против этого не имею.
Сильвия сказала лакею, чтобы он попросил ван Тьювера наверх.
Гость остановился в дверях. Присутствие третьего лица, очевидно, удивило его. Но он тотчас овладел собою. Это был безукоризненно светский человек, одетый с большим вкусом и простотой.
– Мистер ван Тьювер, – мистер Ширли, – познакомила их Сильвия. – Вы, кажется, не знакомы?
– Я знаю мистера Ширли по виду, – вежливо ответил ван Тьювер.
Сильвия взглянула на одного и на другого и бросила:
– Забавная иллюстрация к гарвардским нравам. Два человека учатся три года в одном университете и даже не знакомы!
Она знала, что это замечание не совсем тактично, но сказала это умышленно, с целью втянуть их в разговор. Но уловка эта у ван Тьювера большого сочувствия не встретила.
– Да… да… – ответил он и замолк.
– Вы не вполне ясно представляете себе условия общения в университете, Сильвия, – заметил Франк.
Сильвия видела, что обращение Франка поразило ван Тьювера. Он быстро взглянул на соперника, потом на нее.
– Мистер Ширли тоже южанин? – спросил он.
– Да, – ответила Сильвия, – мы близкие соседи.
– Я вижу. Вероятно, старые друзья? – полюбопытствовал Тьювер.
– Да, конечно, – подтвердила Сильвия и замолчала. Ей интересно было наблюдать этих двух людей, видеть, как они сами, без ее помощи выйдут из несколько затруднительного положения.
Франк заговорил о близких экзаменах. Он был приветлив и учтив, и присутствие ван Тьювера его, по-видимому, нисколько не волновало. Он словно не чувствовал напряженности атмосферы и не замечал тревоги и нетерпения своего собеседника. Но Сильвия замечала, и ее это волновало.
Наступили минуты, полные всяких драматических возможностей. Она обратилась с каким-то вопросом к Франку, он рассеянно ответил: «Конечно, дорогая!» – и невозмутимо продолжал разговор. Но Сильвия видела, что другой вздрогнул, как от прикосновения раскаленного железа. Он даже побледнел. Он давал Франку односложные ответы и смотрел на него, как затравленный зверь. Сильвии вдруг стало ясно, что положение гораздо серьезнее, чем она себе представляла вначале. От этого человека каждую минуту можно было ждать вспышки. При каждом взгляде на Франка лицо его темнело. В комнате, казалось ей, становилось душно и темно от его глухой тревоги. Ей стало жаль его. И, ласково улыбнувшись, она напомнила Франку: «Вы не пропустите лекцию?»
Когда двери закрылись за Франком Ширли, ван Тьювер спросил с напускным равнодушием:
– Вы, очевидно, близкие друзья с мистером Ширли?
– О, да, – ответила Сильвия.
– Вы… вы… его любите, мисс Кассельмен?
– Он чудесный малый. Его общество тоже было бы вам чрезвычайно полезно.
– Простите… простите, мисс Кассельмен, – продолжал ван Тьювер, не обращая внимания на ее слова. – Но, прошу вас, скажите мне, в каких вы отношениях с этим человеком?
– Мистер ван Тьювер!..
– Я знаю, я никакого права не имею, но… но я… в отчаянии!
– Я не желаю вовсе отвечать вам на такие вопросы, – ответила она решительно и холодно.
Но его ничто уже не могло остановить. Он перешел за черту условностей.
– Мисс Кассельмен! – стремительно заговорил он. – Я должен сказать вам. Я боролся с собой, но я не могу… не могу больше. Я люблю вас. Я никогда и не думал, что можно так любить. Будьте моей женой.
Он остановился, тяжело дыша от волнения. И Сильвия, словно защищаясь от надвигавшейся на нее опасности, поспешно воскликнула:
– Нет! Нет!
– Я серьезно… я серьезно прошу вас быть моей женой, – повторил он.
Сильвия старалась овладеть собою. Она не ждала, что визит этот завершится таким финалом.
– Мистер ван Тьювер! – надменно ответила она. – Вы не имеете права так говорить со мною!
– Отчего? Я делаю вам предложение. Поймите меня, я серьезно делаю вам предложение…
– Я верю вам. Дело не в этом. Вы не имеете права добиваться моей руки, раз я отказала вам в моей дружбе.
Он смотрел на нее с жалкой растерянностью.
– Но… но, – начал он, – ведь это гораздо серьезнее… Он замолк под ее укоризненным взглядом.
– Ведь то, что я предлагаю вам, – гораздо серьезнее, чем просьба о дружбе.
– Серьезнее? – повторила Сильвия. – Вы хотите сказать, быть может, – соблазнительнее?
– Отчего же… да, быть может.
– Иначе говоря, мистер ван Тьювер, вы полагаете, что такому богатому человеку, как вы, можно еще отказать в дружбе, но предложения его отклонить никак невозможно.
– Нет, нет, мисс Кассельмен, не то…
Но Сильвия едва слушала его. Чувство досады и отвращения всецело овладело ею. Он вскочила и бросила ему:
– Вы оправдали мое плохое мнение о вас!
– Но в чем я провинился? Что я сделал? – воскликнул он, чуть не плача.
– Суть не в том, что вы сделали, – я уже не раз говорила это вам, а в том, что вы собою представляете. Вы совершенно, совершенно невозможны, мистер ван Тьювер. И я никогда не прощу себе того, что выслушала вас.
– Мисс Кассельмен, умоляю вас!..
Но она не хотела слушать его больше. Его присутствие было ей невыносимо.
– Нам не о чем больше разговаривать, – сказала она. – Я вас знать не желаю!
Но он обезумел от любви. И, не обращая внимания на ее слова, с мольбой протянул к ней руки. Она остановила его негодующим сверкающим взглядом.