Я пожал плечами, ответив, что работа есть работа, выбирать не приходится.
— Ладно, — сказал Франклин. — Что могу, сделаю, пойдем в управление, и я вам покажу все наши досье и фотоматериалы.
— Вы берете, Франклин? — спросил я его в лоб.
— С ума сошли!
— Что вы на меня уставились, как будто я вам сейчас нож в брюхо всажу? Я ведь денег пока не пробовал предлагать.
— Да нет.
— Просто задал самый обыкновенный вопрос.
— О Господи, ну откуда вы такие беретесь!
— Да в чем дело? Я же ничего противозаконного не предлагаю, не прошу вас улики мне вернуть, глаза закрыть и прочее такое. Вы просто оказываете мне услугу, потому что инспектор попросил.
— Так и есть.
— Слушайте, у меня же есть сумма на покрытие издержек. Возьмите двадцатку.
— Ну вас к черту.
Я сложил конвертиком бумажку в двадцать долларов, придвинув ее к нему поближе, и его рука, поколебавшись, накрыла купюру. Ничего, бывали у меня и противнее ситуации, только вот не вспомню, когда именно Он поднялся со словами: «Пора, мне в управление надо».
Пока мы туда добирались в его машине, я все твердил про себя: «Одна мразь кругом, к чему ни притронься, тут же дерьмо полезет. Вот зачем-то человека унижение заставил пережить: рука к двадцатке тянется, а душа, поди, возмущена, хотя какая там к черту душа. Ладно, взял и взял, в конце-то концов, просто поклонился единственному богу, который всем нам зримо предстает, а теперь уж наверняка постарается что-нибудь для меня сделать».
Со временем выяснилось, что я был прав.
В управлении он усадил меня за стол, куда таскали досье и снимки. Передо мной продефилировали двадцать семь Сильвий, оказавшихся в сложных отношениях с законом, что и зафиксировала питсбургская полицейская служба, но никто из них и близко не напоминал ту, которая мне была нужна, а Сильвии Вест, разумеется, и следа не было. Потом я просмотрел материалы отдела по борьбе с преступностью среди подростков, и это тоже не дало ровным счетом ничего. Круг замкнулся. Я заглянул в кабинет Франклина поблагодарить его.
— Да уж не за что, — отозвался он уныло.
Я вышел и побрел по улице. Дошел до парка Шенли, постоял перед памятником Джорджу Вестингхаузу, полюбовался цветущими лилиями и все думал о Сильвии Вест. Потом, усевшись на скамью, покурил, понаблюдал, как делают свой бизнес две молоденькие Потаскушки, лет по восемнадцать, не больше. Вернулся в отель и, пока пил в баре виски, наблюдал за дамочкой лет под шестьдесят, которая тоже делала свой бизнес. Похоже, все они, и юные, и старые, на меня как на легкую добычу смотрят. Перекусив, я поднялся к себе в номер и долго сидел перед телевизором.
Потом достал книжку Сильвии. И прочел:
Опять это испанское слово, застрявшее в ней, как будто в нем вся ее горечь и надежда. Я падал с ног от усталости, но не мог заснуть. Ворочался с бока на бок, пока слабые проблески близящегося рассвета не рассеяли мои тревожные мысли.
Глава V
Если меня не подводит память, Эндрю Карнеги из своих многотонных запасов долларов выделил достаточно, чтобы открыть две тысячи восемьсот одиннадцать общественных библиотек. И опять-таки, если меня не подвела память, в одной из этих библиотек мне впервые попался стишок с такими вот строчками: «Сидел король на дубовом троне с кубком в руке, в золотой короне». Прошло время, на трон уселся Эндрю Карнеги и по всей Америке понастроил унылые библиотечные здания с темно-серой облицовкой. Теперь сюда редко ходят, предпочитают перед телевизором часами торчать, но во времена моего детства жизнь в библиотеках била ключом, ведь при желании столько всего чудесного можно было там узнать.