Все они были его детьми. Пусть не по крови, но по духу.
— Как и вы, — сказал он силуэтам, спящим в питательном растворе. Его довольная улыбка померкла. Когда-то одним из его детей мог называться еще кое-кто. Дочь от его плоти, вышедшая из матки-резервуара полностью сформированной и закутанная в дамаст и шелк. Ее лицо на мгновение встало перед глазами, но он прогнал его. Его первое истинное творение и, быть может, последнее. Одна во всей Галактике, созданная из крови и возможностей.
Где бы она ни находилась сейчас, от нее больше не было толку. Мысль не злила. Она сама выбрала свой путь, ибо такой он ее создал. То, что ее путь не совпал с его, было его просчетом, а не ее ошибкой. Она существовала, и этого было достаточно. Она жила, и это означало, что он не безумен, как утверждали некоторые.
Байл часто размышлял над вопросом собственного душевного здоровья. Хотя для ветеранов Долгой войны грань между здравомыслием и безумием была так тонка, что почти не имела смысла, он порой ловил себя на мыслях об этом. Возможно, потому что разум был его единственным достоянием. Плоть уже не была той, с которой он родился. Тело не было первым, но не станет и последним, за что он был обязан скверне, до сих пор липнущей к его генокоду. Но его разум… его разум был осью, вокруг которой вращалась вся его жизнь. Без своего разума он был ничем.
Позади раздался смешок.
Он напрягся и крепче сжал посох. Перед глазами замерцал гололитический целеуказатель, и с треском ожили сенсорные передатчики брони. Рука опустилась к ксиклос-игольнику на бедре. Он сам изобрел его, и нередко испытывал новые химические соединения в боевых условиях. Даже крохотная царапина от его тонкого дротика могла погрузить в безумие или убить.
— Покажись, — сказал он. Неведомый посетитель вернее всего не был по-настоящему разумен. Даже те, кто умел говорить, лишь бездумно повторяли характерные для людей ответы. Он задумался, что за существо это было. Порой через поле Геллера проникали странные вещи. Фрегат был стар, и его системы нередко работали причудливым образом.
И чувство юмора у корабля было крайне грубое. Он любил пропустить порождение варпа на борт, запереть его на нижних палубах и затем внимательно изучать через внутренние сенсоры. Порой в голову Байла закрадывалась мысль, что «Везалий» обладает не меньшей тягой к знаниям, чем он.
— Очередная твоя шутка, «Везалий»?
Аварийная руна вспыхнула красным. Годы жизни в Оке Ужаса заставили изобрести новые сенсоры, способные уловить флуктуации в самой ткани реальности. Легкий холодок, прошедший по едва текущей крови и привкус пепла во рту усиливали растущую тревогу. Стерильный воздух лабораториума испортило что-то сырое и влажное.
— «Везалий», запустить процедуру блокировки лабораториума «Станислав-омега».
Запирающие механизмы, встроенные в единственный люк зала, с шипением замкнулись. Пластальные заслонки опустились, еще больше изолируя зал. Кто бы сюда ни проник, без разрешения Байла он не выберется. Он вытащил игольник.
— Ты, должно быть, спрашиваешь себя: почему я решил рискнуть и запереться здесь вместе с тобой?
Он медленно повернулся, позволяя целеискателям делать свою работу. Наложенные прицелы расширялись и сокращались, собирая информацию в поисках нарушителя спокойствия.
— Возможно, потому что я не боюсь ничего. Тем более падальщиков из варпа.
Вспыхнула вторая руна. Он резко направил игольник в другую сторону. Никого. Байл раздраженно заскрипел гнилыми зубами.
— А может, это уверенность. Я встречал страшнейших монстров глубокого космоса, но и они в лучшем случае оказывались незначительной помехой.
Опять смех, гортанный и низкий. Он разнесся по залу, заставив банки с образцами задрожать. Дети в резервуарах дернулись, словно их мучали кошмары. Байл недовольно зашипел:
— Выходи, и тогда, может, я убью тебя, прежде чем вскрыть.
И вновь раздался смех. Байл поморщился.
— Смейся, если хочешь, но знай: у меня есть способы удерживать порождения варпа в материальном состоянии, как бы им ни хотелось уйти. Да, ты всего лишь плод безумного воображения, обретшая плоть благодаря случайным проявлениям межпространственного феномена, но у меня ты все равно будешь выть. — Накладной целеискатель зажужжал, и он прицелился. — Даже плодам воображения можно пустить кровь.