Она улыбнулась. Байлу подумалось, что в этой улыбке есть что-то от него — возможно, единственное, что от него осталось. Кривая улыбка для кривого существа.
— Я его еще не отправила. А теперь, наверное, и не стану.
— Мелюзина, — строго сказал он.
Она нахмурилась и шевельнула когтями, как разозленный представитель кошачьего рода.
— Один демон шепнул мне, что ты отмечен. Ты и все, на чем лежит твоя печать.
Она подняла руку и постучала по одному из резервуаров. Байл дернулся и едва не вскинул посох, но заставил себя расслабиться.
— Даже ты?
— Особенно она, — ответила она, не смотря на него. — Но не я. Пока. Пока не стала ей. — Она прижала ладонь к груди. — Она пришла, чтобы предупредить тебя. А я последовала за ней.
— Почему? — с любопытством спросил он.
— Разве это не прерогатива дочери?
— Откуда ж мне знать, — ответил Байл. Он провел пальцем по одному из рогов. — Не могу решить, лучше ли с ними или нет. — Он перевел взгляд на разлагающиеся трупы, замаравшие пол его лабораториума. — Кто их наслал?
Вариантов было множество. В Оке хватало колдунов: сыны Магнуса, фанатичный выводок Лоргара…
Она рассмеялась и выскользнула из-под его руки.
— Не знаю. Может быть, я. А может, кто-то другой. Есть расы, которые проводят отведенную им вечность, молясь о твоей гибели. Есть миры, где казнят любого, кто произнесет твое имя, и даже есть один, где тебе поклоняются, как спасителю.
Байл пренебрежительно махнул рукой.
— Да, у меня много врагов. Но кто именно организовал это нападение, дитя мое?
Если на него охотился кто-то определенный, ему надо было это знать. Байл пережил не одну такую атаку, и наверняка переживет еще столько же, пока его работа не будет закончена. Но легионы все равно нуждались в его знаниях. Он был слишком полезен, чтобы просто взять и убить. Во всяком случае, он так думал. Он опять опустил взгляд на останки демонов, гадая, что изменилось.
Мелюзина покачала головой.
— Какая разница? Это что-либо изменит?
Помолчав, он ответил:
— Нет.
Ему повезло, что она явилась именно сейчас, но, возможно. это не было случайностью.
Ее улыбка погрустнела.
— Нет. Ты не сойдешь со своего пути, даже когда огонь подступит вплотную. Я видела это в мгновениях грядущего.
Она медленно и изящно закрутилась, стуча копытами по полу.
— Ты доволен мной? И будешь ли ей?
Байл оглядел ее.
— Непреднамеренные результаты — это все равно результаты.
Мелюзина рассмеялась, и в нем вспыхнула старая боль. На мгновение перед глазами встало детское личико, идеальное во всех отношениях. Он заставил видение уйти и попытался сосредоточиться на настоящем. Существо перед ним было извращением его искусства. Очередным его творением, которое у него отняли, сломали и сделали бесполезным. Пришла ли она для того, чтобы убить его? В этом было бы что-то почти правильное. Создатель, погубленный своим созданием.
— Какие приятные вещи ты говоришь. — Она отодвинулась от него. — Бойся будущего. Оно бежит к тебе, тощее и голодное. Оно сжирает твои возможности, из всех дорог оставляя лишь одну. Ты не можешь вернуться, но и вперед идти тебе нельзя.
— На редкость бесполезное утверждение, Мелюзина.
Он погладил ее по щеке, почти ничего не видя из-за пелены воспоминаний. Когда она была ребенком. он считал, что будущее заключено в ней. Чем она была теперь?
— Я такая, какой ты меня сделал, — сказала она и, состроив гримасу, схватила его за руку, не давая ее убрать. Он продолжал разглядывать ее, пытаясь найти следы ребенка, которым она когда-то была. Новая жизнь, новое создание. Тогда он надеялся, что она станет первой из многих, но потом она выросла и ушла, исчезнув в бескрайнем Оке. А Фулгрим издал свой указ, и трижды проклятый Люций разбил остальные биоясли.
Он холодно улыбнулся. Тогда он чуть не убил Люция. Не в первый раз и, наверное, не в последний, но воспоминание все равно было приятным. Вполне возможно, что он был единственным, кого Люций Вечный по-настоящему боялся, ибо Байл знал, как освежевать космодесантника до костей, не давая ему умереть. Фулгримов любимчик едва не превратился в кричащие куски мяса, которым предстояло провести вечность взаперти, размышляя о своих преступлениях.
После этого ему пришлось заняться иными, более кощунственными вопросами. Перейти от изобретательства к улучшению. Менять уже существующие основы, чтобы результатами могли воспользоваться другие. Но он по-прежнему мечтал творить… созидать принципиально новые вещи.