Эти существа были его детьми — во всех имеющих значение смыслах. Он вырастил их предков в резервуарах, вырвал из тьмы, не обращая внимания на крики, и открыл им их предназначение. Теперь, глядя на их потомков, он испытывал нехарактерный приступ жалости, пусть и из-за растраченного впустую потенциала. Но они все-таки здравствовали. Они были по-своему сильными. Выносливыми. Умеющими приспосабливаться — пусть не к мелодии, но к жизни. Подходящими для уготованной им цели. Большего господа Шпор, магос-королева Квира, от них и не просила
Шпор была странной даже по меркам адептов-ренегатов Механикум. Как и все королевы, она требовала от просителей достойных подношений. Если подарок не приходился ей по вкусу, ситуация могла моментально выйти из-под контроля. Гниющие останки тех, кто ее разочаровал, свисали с фабричных труб. Никому не давали шанс повторить свою ошибку.
Каждый раз, когда он посещал Квир, чтобы починить свое древнее, ветхое медицинское оборудование, ему надо было привозить что-то новое и совершенно уникальное. Что-то, что ни один проситель не мог ей предложить. Это было похоже на игру. Он создавал для нее работников, изготавливал телесную ткань, даже клонировал ее оригинальное тело — правда, она так и не сказала, зачем оно ей было нужно. В последнее время его дары ей наскучили, но он добьется своего. У него был долг.
У него была работа, которая заключалась в том, чтобы улучшить несовершенный дизайн нынешнего человечества и заселить звезды Новыми Людьми — приспособленными к мрачной тьме этого тысячелетия. Порой казалось, что груз судьбы вот-вот раздавит его, но он продолжал идти вперед, чего бы это ни стоило. Он должен был выполнить свою задачу.
Он вздохнул и стал спускаться. Древние сервоприводы в броне протестующе ныли, а растянутые лица на плаще тихо постанывали. Ему крайне необходимо было получить услуги Шпор, а для этого следовало ее надолго увлечь. Приняв подношение, она неизбежно теряла интерес, и в их прошлые встречи ему удавалось в итоге добиться своего лишь потому, что он не позволял забыть о себе, что взаимодействовал с ее органической частью. Подобно королевам древности, Шпор не любила взаимовыгодные сделки.
Внизу рампы ждал почетный караул из кибернетических солдат. Они были облачены в панцирный керамит поверх плотных плащей с капюшонами и держали в руках древние радиевые карабины. Керамит покрывали странные символы, а их плащи были сшиты из кусков кожи, как его. У некоторых из-под капюшонов выглядели причудливые маски, а в неприкрытых лица других металла было больше, чем плоти. Они настороженно смотрели на приближающегося Байла, и жужжали прицельными линзами, оценивая его. Его собственные целеуказатели не остались в долгу и, подключившись к чужим системам, перехватили их сигналы, пусть и ненадолго. Его доспехи — как почти все, что оказывалось в нестабильной обстановке варпа, обрели подобие зачаточного разума. И их любопытство было ненасытным, как у него самого.
Он на мгновение увидел себя через искусственную оптику кибернетических воинов. Шлем, покрытый отметинами от выстрелов и местами облезший до голого серого керамита. Металлические паучьи лапы с клинками, пилами и блестящими шприцами на концах, поднимающиеся из-за сутулой спины, подергивающиеся в ответ на какие-то слабые внутренние процессы. Как и броня с посохом, хирургеон имел собственный разум. Байл улыбнулся. Ему порой казалось, что он не отдельное существо, а колония сходно мыслящих симбионтов, каждый из которых питался остальными и одновременно питал их собой. Они были такой же частью его, как скверна, пожирающая его внутренности, словно пламя. Он поморщился. При мысли о ней боль усилилась. Скверна выедала Байла изнутри, и совсем скоро от него ничего не останется.
Хирургеон зашипел, и в шею вонзился шприц. По организму прошла волна прохлады, пряча боль под покровом лекарства. Перед ним стояли более важные вопросы, чем собственная неизбежная гибель. Лишь его работа имела значение. Работа, которую придется приостановить, если он не получит от хозяйки этого мира нужные ему услуги.
Посадочную платформу с пыхтением пересек закрытый механический паланкин с шестью пневматическими лапами. Он был чудовищно разукрашен ненужной позолотой и вычурными узорами машинной резки. Занавеси были сделаны из хроматической телесной ткани его собственного изготовления, меняющей оттенок при каждом шаге тяжелых когтистых лап, — одного из последних его подарков повелительнице этого мира, которым он немало гордился. Хотя он обычно предпочитал функцию форме, время от времени было приятно отвлечься и дать волю своим творческим возможностям.