Описать преступника ее попросили только в конце, когда приехал папа, и трое тут же отошли от стола, у которого сидела Лия, а последний немедленно взял ручку, какую-то бумагу и строгим голосом спросил девочку: «Опишите его!»
Описать нападавшего толком она не смогла: тогда она носила очки, они с нее слетели при первой же атаке. Только сказала, что бритый наголо, лицо квадратное, а глаза голубые.
Уходила она из милиции с чувством гадливости. И с желанием больше никогда туда не возвращаться.
Однако две недели спустя ее пригласили в милицию снова — на опознание. Мужчину задержали при обстоятельствах, сходных с теми, что описывала Лия.
Перед ней приоткрыли дверь кабинета, дали заглянуть: за столом сидел милиционер, а у стола парень… Кажется, тот самый.
— Ну, это он на тебя напал? — спросил ее сопровождавший мент.
— По-моему, он.
— По-твоему?
— Понимаете, с меня сразу очки слетели, когда он напал… И потом, я не могла его разглядывать, я думала только о том, как от него защититься… Но я помню его глаза, они такие странные. Голубые и будто плоские… понимаете? Я никогда раньше не видела таких глаз — как две плошки, как нарисованные! Это он, я уверена!
— Слушай, девочка, — сказал ей мент, — парень тебе ничего плохого не сделал, он просто в подпитии был. А ты толком не видела и не помнишь, у тебя фантазии. Парень из-за них может сесть! Это ему поломает жизнь, сечешь?!
А ей, пятнадцатилетней девочке, это жизнь не поломает? Почему они хотят защитить его, насильника, — а не ее, жертву?
— Короче, не уверен — не обгоняй! Не то тебя же и засудят за ложные показания, сечешь?
… Это теперь, спустя двенадцать лет, Лия осознала: ее просто-напросто запугивали. Никто бы ее не засудил, это полный бред! Просто те менты сочувствовали не ей, а насильнику. И идти к ним снова она не желает. Ничем ей в полиции не помогут…
— Понимаю тебя… — произнес Феликс, когда она закончила свой невеселый рассказ. — Но все равно считаю, что заявление сделать надо. Ты уже взрослая, тебе двадцать семь… — Он поймал вопросительный взгляд девушки. — Ну, тогда было пятнадцать, плюс двенадцать лет прошло, ты сама сказала… Я, кстати, думал, что тебе двадцать два от силы, и то лишь потому, что ты про учебу в университете упомянула… Короче, ты взрослая, и даже если те чмошники до сих пор в твоем районном отделе работают, то ты уже изменилась. А может, и они изменились, с возрастом обычно люди умнеют… Ладно, тебе решать. Открывай рот, займемся твоей щекой, наконец!
— А ты мне обещал рассказать, почему выбрал такую профессию.
— Согласен, буду заговаривать тебе зубы.
Лия улыбнулась и открыла рот. Феликс направил свет в нужную сторону, набрал лекарство в шприц…
Бабушка его умерла бы, если б не московский патологоанатом, приехавший с семьей в деревню возле озера Селигер в отпуск и снявший по соседству дом. Феликс помнит: бабушка в то лето беспрестанно болела, держалась то за поясницу, то за живот, и ей становилось все хуже. Но никто не знал, отчего: несколько раз ее возили в больницу, однако врачи не могли найти причину. Тогда еще не существовало нынешних методов диагностики, а оборудование ближайшей больницы и вовсе устарело на полвека.
К концу лета у бабушки случился острый приступ, и шестилетний Феликс подумал, что она умирает. Он забился в угол и плакал. Мама побежала к соседям, за московским врачом. Он пришел, мгновенно поставил бабушке точный диагноз, дал какие-то таблетки из своей аптечки и, не ожидая приезда «Скорой» (когда она еще доберется до деревни!), повез бабушку на своем «Запорожце» в больницу к своему другу-хирургу…
Феликс детали помнил смутно, но, главное, бабушку тот московский врач спас! И именно благодаря тому, что поставил правильный диагноз. Трудное слово патологоанатом Феликс тогда и научился выговаривать. Оно казалось ему синонимом к слову «волшебник»…
— Все, порядок, — Феликс закончил колдовать над ее щекой. — К дантисту можешь пока не ходить. Пусть щека и десна заживут, тогда и зубом займешься.
— Спасибо… Спать хочется…
— Мне бы тоже надо поспать хоть пару часов.
Ночь была на исходе, неяркий свет пасмурного утра проникал сквозь жалюзи.
— Давай так: ложись тут, на диванчике, а я в другом кабинете устроюсь. Скоро начнется рабочий день, нас разбудят, но чуток отдохнем… Идет?
— Это замечательно, Феликс Федорович, — загудел вдруг бас над ухом Феликса, — что ваше тело нашлось в моем кабинете. Поскольку в вашем кабинете обнаружилось другое тело, неопознанное. Принадлежит оно молодой женщине… красивой, между прочим. Уборщица наша напугалась до смерти, знаете все эти байки про оживших мертвецов, — так она решила, что это тело ожило и перебралось из холодильника к вам на диван, где снова умерло. В связи с чем Мария Никитична даже выдвинула не совсем научную, но увлекательную гипотезу: что вы, Феликс Федорович, девушку бросили при жизни, как водится у мужчин, — вот девушка и мстит вам после смерти!