Дискуссия в присутствии гостя приобретает довольно негостеприимный характер. Пытаюсь положить ей конец.
- Этими патронами, Илья Иванович, ковпаковцы будут бить фашистов под Конотопом и Путивлем. А вы человек военный, сами понимаете, что это и для нас важно.
- А мы шо будемо сыдиты пид дубом и слухаты радио Совинформбюро? - не унимается Рева.
- Мы будем здесь в это время тоже громить фашистов,- говорю ему и обращаюсь к Кореневу: - Передайте Сидору Артемьевичу, пусть выходит сюда, поможем!
Рева, видимо, не собирается сдаваться, но Бородачев останавливает его:
- Павел Федорович, давайте прекратим, командиру виднее.
Мне очень хотелось во что бы то ни стало встретиться с Ковпаком, вместе обсудить наболевшие вопросы, лучше сориентироваться на будущее, наметить планы совместных действий и конечно же обменяться опытом партизанской тактики. И я выдвигаю перед товарищами идею созыва совещания партизанских командиров.
Коренев сразу подхватывает это предложение и обещает доложить о нем Ковпаку. Мы не раз убеждались, что в наших условиях согласованность действий это половина успеха. И наоборот, сколько раз из-за недоговоренности с другими командирами мы даже мешали друг другу, а от этого выигрывал только враг.
- А вы знаете, дорогой землячок, - Рева говорит Кореневу, - тут, если в снегу добре покопаться по нашим лесам, будут и патроны, будет и взрывчатка, и пулеметики тоже найдутся. А после совещания можно так всем вместе ударить, что...
Мы решили написать письмо товарищу Ковпаку о необходимости проведения такого совещания. Тут же составили такое послание и вручили Кореневу.
Гость напомнил нам о привезенных им материалах, которые надо передать на Большую землю.
- А вы сами поезжайте на радиостанцию. Она находится в землянке в пяти километрах отсюда. Наш человек вас проводит.
- Отлично, - обрадовался Коренев.
Он дает нам ознакомиться с отчетом Ковпака и Руднева. В отряде у них около трехсот человек. Это ядро. К нему примыкают и другие отряды, принятые под общее командование Ковпака,- Глуховский, Кролевецкий и Шалыгинский. Все они организованы Сумским обкомом партии. Самостоятельно им действовать было трудно, это и привело к объединению. Бородачев с Кореневым уходят. Рева докладывает мне, что в районе Скрыпницких болот обнаружен склад артиллерийских снарядов и что в отряде Погорелова есть партизаны, которые берутся выплавлять тол.
Вскоре вернулся Бородачев. Мы садимся за подготовку приказа. Отряды Боровика и Воронцова должны будут немедленно выступить в Середино-Будский район. Погорелов с отрядом направляется на Скрыпницкие болота - возьмут под охрану склад, артиллерийских снарядов и приступят к сооружению "завода". Заместителю командира соединения по службе тыла Реве предписывалось передислоцировать наши базы в Знобь-Новгородский район, что на границе Сумской и Черниговской областей. Составляем радиограммы в Москву:
"2 февраля 1942 года диверсионной группой Шитова пущено под откос два эшелона противника. Диверсионной группой Блохина 8 февраля взорвано два моста на линии железной дороги Брянск - Почеп".
"10 февраля 1942 года партизанами нашего отряда сожжен трубчевский лесопильный завод. Вместе с лесоматериалами уничтожено две тонны скипидара, три тонны смазочных масел".
И тут через порог нашей комнаты перешагнул наш добрый знакомый, бывший начальник милиции города Трубчевска, а теперь заместитель командира партизанского отряда, член бюро подпольного Трубчевского горкома партии Савкин. Трудно передать, с каким нетерпением мы ожидали этого коренастого, подвижного человека. Я смотрел на его широкое, скуластое лицо с нескрываемой надеждой: ведь Савкин обещал разузнать все о положении Муси Гутаревой. Увидев его сияющее лицо, я воспрянул духом.
Но оказалось, что Савкин сиял по другому поводу. По поручению секретаря подпольного Трубчевского горкома партии Алексея Дмитриевича Бондаренко он привез к нам гостя. Из-за широкой спины Савкина вышел мужчина средних лет, одетый в военную форму.
- Разрешите представиться: полковник Балясный из Военного совета Брянского фронта. Прибыл с группой товарищей из Орловского обкома партии.
Шумно здороваемся, перебивая друг друга, засыпаем полковника вопросами:
- Как наша армия?
- Какое у нее теперь вооружение?
- Есть ли авиация, танки?
Балясный отвечает охотно. Рассказывает о доблести советских войск, о жарких боях на всех рубежах. А главное, в тылу готовятся мощные резервы.
- Промышленность хорошо работает. Недавно я был на Урале, принимал технику. Прямо глазам не поверил. На голых пустырях выросли огромные заводы. И народ трудится на них не покладая рук. Все подчинено нуждам фронта. Твердо можно сказать: судьба страны находится в испытанных руках.
- А где сейчас Центральный Комитет? - вклинился Рева.
- Как это - где? Конечно в Москве.
- Она сильно разрушена? А Кремль?
- Враг от Москвы отброшен. Кремль цел и невредим. Я совсем недавно проходил по Красной площади. Куранты бьют, как всегда, точно.
- В Мавзолее были?
- Мавзолей сейчас закрыт.
О, с каким радушием мы потчевали нашего гостя! И полковник восторгался нашей печеной картошкой, сдобренной салом, и отменными солеными огурчиками.
Но вместе с радостной возбужденностью в сердце билась мысль: мало мы еще делаем, чтобы помочь нашей героической армии, нашему народу. И мы откровенно рассказываем о наших заботах, жалуемся, что самим приходится изобретать даже детонаторы к минам. Ведь мы ничего не получаем с Большой земли.
Полковник ссылается на трудности связи. Центр получает такие скудные сведения, что по ним невозможно судить о подлинном размахе партизанского движения.
- Хорошо, что вы прилетели, - говорю я полковнику.- Может, теперь наладится снабжение.
- Сейчас Емлютин расчищает аэродром, - обнадеживает нас полковник. Самолеты будут летать к вам регулярно. Собственно, с этой миссией я и прибыл.
Мы приободрились и повеселели. Рева с ходу начал составлять даже заявки на боеприпасы. Увидев у нашего начальника штаба школьную географическую карту, которой мы пользовались, Балясный пообещал, что обязательно обеспечит нас новыми картами.
Неожиданно полковник сказал:
- Нам стало известно, что вы собираетесь уходить на Украину. Есть ли в этом смысл. Леса вы обжили, народ вас тоже хорошо знает.
- Мы имеем указание ЦК компартии Украины, - напоминаю я.
- Это решение будет пересмотрено. Ждите новых распоряжений.
Заглядывая несколько вперед, скажу, что этих новых распоряжений так и не поступило. Стало ясно, что прежнее решение остается в силе.
Проводив Балясного, мы теребим Савкина, что он разузнал в Трубчевске.
Утешительного мало. Мусю Гутареву выдал агент полковника Сахарова. Ее долго и жестоко пытали. Но гестаповцы даже имени арестованной не могли установить, пока ее не опознал один из местных полицейских. Но Гутарева продолжала молчать. Тогда из Берлина из ведомства Гиммлера прибыл полковник.
- Сущий дьявол, - рассказывает Савкин. - Знаете, что он придумал: завербовал мать одного полицейского и под маской матери партизана подсадил ее в камеру к Мусе. Если она сумеет что-нибудь выведать от нее, получит двух коров. Теперь перед нами задача - предупредить Гутареву о подсадке, чтобы не проговорилась.
- Что уже сделано? - спрашиваю я.
- Наш человек, работающий в полиции, предложил гестаповцам подослать к Мусе и его мать. Она предупредит Мусю и будет связной при организации побега.
- Как вы считаете, есть хоть малейший шанс на спасение Гутаревой?
- Хорошо бы еще раз ворваться в Трубчевск. Только...- Савкин вздохнул, это пока невозможно: фашисты ввели в город усиленный гарнизон да и Мусю пустят в расход при первом же нашем выстреле. Но падать духом не будем. Что-нибудь придумаем.
Он ушел. Мы остались одни и долго молчали, заново переживали все, что было связано с визитом полковника Балясного и сообщением Савкина. В гестаповском застенке одна против разъяренной банды гестаповцев сражалась наша Муся. О, если бы Муся увидела и услышала все то, о чем нам рассказал посланец Большой земли! Пусть же в трудный час тебе слышится, наша подруга, биение сердца Родины, гордая поступь нашей армии! И пусть благословение народа и нашей великой партии придаст тебе силы и мужества в минуты страшных испытаний!..