- Секрет тут простой. - Смирнов говорит с явным удовольствием. - Фашисты, используя все складки местности, полезут на наши фанерные пулеметы. При этом израсходуют добрую половину своих боеприпасов. И только тогда пойдут на деревню. Здесь уж мы встретим их как следует. Они, конечно, попытаются укрыться в наших ложных траншеях. А они заминированы... А на крайний случай мы предусмотрели и безопасный выход из боя: вон та траншея ведет в деревню Василек, где расположилась рота Кочеткова.
Ничего не скажешь, придумано здорово.
- Труда, конечно, много положили, - продолжает Смирнов. - Но иначе нельзя. У нас не хватило бы сил одновременно удерживать и высотку и деревню.
Мне остается от души поблагодарить молодого командира. Радует, что бой у хутора Хлебороб многому научил партизан. Говорю Смирнову:
- Уж если ты такой хитрец, то еще вот что предусмотри. Немцы сразу на твою высотку скопом не пойдут, сначала разведку вышлют. Ты ей не мешай. Пусть доложит, что в селе никого нет. А вот когда все они полезут, тогда бей. И опять-таки всех своих сил не показывай. Пусть немцы считают, что партизан тут совсем мало. Глядишь, все получится, как тогда, в Хлеборобе.
Мы с Богатырем задержались в Благовещенском. Поговорили с людьми. И прониклись еще большим уважением к Смирнову. В роте образцовый порядок, каждый боец на месте и знает свое дело. Мы и не думали, что уже в этот день увидим их в бою.
Иван Смирнов из тех командиров, которым нет нужды дважды объяснять задание. Кадровый армейский офицер, грамотный, инициативный и напористый, он сделает все, чтобы выполнить задачу.
Немцы, как и следовало ожидать, только создавали видимость спокойствия. На самом же деле они лихорадочно готовились к наступлению.
И вот перед нами запыхавшийся командир орудия Картузов. Одышка мешает ему говорить:
- Со стороны Севска показался противник...
Смотрим на восток. Снег ослепительно блещет под солнцем. По белому полю движутся большие черные пятна. Регулирую бинокль. Теперь видно, что это колонны солдат. Направляются к Середине-Буде.
- Разрешите ударить прямой наводкой, - просит Картузов.
- Опасно. Тогда они всей силой навалятся на Благовещенское, - возражаю я.
- Пусть приблизятся к Зерново, - предлагает Смирнов. - Там мы дорогу заминировали.
- А пожалуй, есть смысл накрыть их артиллерийским огнем, - замечает Богатырь. - Воспользоваться тем, что они не ожидают удара.
Богатырь убедил меня. Тем более что мы уже знаем тактику немцев. Вслепую они на нас не полезут, обязательно сначала пошлют разведку. Так что у нас будет время подготовиться к отпору. Посылаю Картузова за командиром артиллерийской группы. Прибегает Новиков. Он сияет от радости. Так всегда бывает, когда предстоит, как он говорит, "сыграть его оркестру" и снова доказать, что артиллеристы не зря едят партизанский хлеб.
- Через десять минут начну бить.
Но я уточняю задачу:
- Откроете огонь, когда они подтянутся плотнее и произойдет взрыв на заминированном участке.
Проходит полчаса. Вражеские колонны все движутся по белоснежному полю. Их три. По-видимому, полк в полном составе. Впереди каждого батальона катятся розвальни, запряженные лошадьми, - наверное, на них едут офицеры.
Головная колонна приблизилась к одинокому дереву, от которого, как мы уже знаем, начинается заминированный участок. В это время сани остановились. Сидевшие в них гитлеровцы вылезли. Колонна расстроилась. Солдаты плотной толпой окружили офицеров.
"Вот бы сейчас ударить", - подумал я и хотел было уже подать сигнал Новикову. Но офицеры снова уселись в сани и поехали вперед. Продвинулись они всего метров на сто, и тут мы увидели черные столбы взрывов. Раскатистый грохот донесся до нас.
Когда взметенная взрывом земля осела, на дороге мы увидели только одни сани. От второй подводы и следа не осталось. И тут заговорили наши орудия и минометы. Снаряды и мины сначала падали по обе стороны дороги, а потом в самой гуще вражеских солдат. Колонны рассыпались. Черные точки усеяли поле. Кто бежит, по пояс проваливаясь в сугробы, кто ползет, разгребая руками снег. Все устремляются к Зерново.
Новиков переносит огонь на окраину деревни, преграждая дорогу беглецам. Но даже частокол разрывов не может их удержать. Многие остаются неподвижно лежать на снегу. Уцелевшие же все рвутся вперед в надежде укрыться в деревне.
Прекращаем огонь. Только теперь я с удивлением увидел, что почти все партизаны и жители Благовещенского сбежались на нашу высотку. Вот, думаю, откроют фашисты огонь, нам самим тогда придется спасаться. Приказываю всем вернуться на места и готовиться к бою.
- Да, теперь они нас в покое не оставят, - говорит Смирнов.
- Только бы враг раньше времени не раскусил систему вашей обороны.
- Об этом можно не беспокоиться. Мы из Благовещенского никого не выпускаем. Тут две бабки вчера появились - пришли из Середины-Буды соль менять на хлеб. Хотели улизнуть из деревни, но мы их задержали.
- Эге, видать, наши старые знакомые!
- Где они?
- Сидят у нас в хате, за ними присматривают.
- Пойду побеседую с ними, - говорит Богатырь.
- Вместе пойдем, - говорю я.
Смирнов повел нас к дому. По пути встречаем Алексея Кочеткова, прискакавшего из соседнего хутора узнать, что тут у нас происходит. Он набрасывается с упреками на Смирнова, почему ничего не сообщил о начавшемся бое. Это наш общий промах. Он непростителен даже в этой суматохе. Успокаиваем Кочеткова, и он возвращается к себе. - Усильте наблюдение! - приказываю Смирнову. - Людей по местам!
Входим в избу. Так и есть, те самые! Молча переглядываемся с Богатырем. Женщины тоже обменялись взглядами. Старуха начинает всхлипывать. Нос ее смешно вздрагивает, трясутся дряблые щеки.
- Откуда пришли, мамаши? - спрашиваю, делая вид, что вижу их впервые.
Спекулянтки тоже не признаются, что мы уже виделись.
- Из Середины-Буды мы, - отвечает старуха.
- Где же вы соль берете?
- Спасибо Советской власти, запаслись малость. Хлеба вот ни кусочка нет, а детям есть хочется... - Она не говорит, а причитает.
- А гарнизон большой в Буде? - перебиваю ее.
- А что это такое?
- Немцев там много?
- Да откуда нам знать, батюшка! Натопаемся, намаемся за целый день так, что до утра без задних ног на печи валяемся...
- А полиции много?
- Зрение у меня никудышнее. По улице ходимши, света божьего не вижу, не то что полицейского. Теперь все перемешалось, не разберешь: может, где и партизаны ходят, так мы тоже не видим...
- Люди добрые, ну за что вы нас задержали? Не виноваты мы ни в чем. Отпустите!.. - заголосила та, что помоложе.
- А кто вас сюда послал? - резко перебиваю ее.
- Дети голодные сидят. Вот они и послали.
- И в Хлебороб вас тоже дети посылали? -спрашивает Богатырь.
- Для детей куда хошь мать пойдет, чтоб они с голоду не попухли, отвечает старуха, а сама прячет глаза.
- Ну что же, пусть будет по-вашему, - спокойно говорю я. - Вы наши старые знакомые, и мы вас в обиду не дадим. Только уж вы посидите здесь, пока мы свои дела закончим, а потом, может, удастся и ваших детишек проведать, может, чем вам и поможем...
Благодарности не последовало...
Прибежала Лиза Попова. Едва мы вышли из избы, девушка взволнованно зашептала:
- Командир Смирнов приказал передать, что на опушке леса появились немцы.
- А вы как сюда попали? - как можно спокойнее спрашиваю ее.
Лиза заливается румянцем, как провинившаяся школьница.
- Не могу я быть связной, товарищ командир. Мне в роте больше нравится, а то ведь вроде бы я и не на войне...
- Ну, знаете, много мы с вами навоюем, если каждый боец будет выбирать себе место по своему вкусу, - проворчал я и отпустил Лизу.
Взобравшись с Богатырем на крышу наблюдательного пункта, быстро осматриваем местность. На опушке леса с полсотни солдат в немецких шинелях. Двое из них, вооруженные биноклями, смотрят в нашу сторону. Вряд ли они что-нибудь увидели: жителей и партизан словно ветром сдуло, жизнь в деревне совсем замерла.