Это знак, да, знак.
— Милый!
Магда, сбивая с размышлений, бросилась ему на шею. Она была радостно-возбужденная, от вчерашних страхов не осталось и следа. На ней было цветастое платье, белые гольфы и красные туфельки.
— Ты здесь!
— Я здесь, — подтвердил Бурдюков, чувствуя, как ее руки сжимают его так, что трудно дышать.
Магда поцеловала его в губы.
— Ты куда уходил?
В светящихся глазах незамутненное ожидание честного ответа.
— Никуда, — прохрипел Бурдюков. — Ванну чистил.
— Я проснулась, а тебя нет.
На круглое лицо Магды набежала тень. Она отступила.
— Ты хотел меня бросить?
— Я ванну чистил, — повторил Бурдюков, потирая сдавленное горло.
— Ты всегда так говоришь!
Магда обиженно отвернулась.
Бурдюков хотел ответить ей, что кто-то не смывает за собой пену, и она сохнет, образует налет, а он имеет обыкновение принимать душ в чистой ванне, но передумал. К чему? Это же Магда, как к ней не относись. Милая, страстная, воздушная Магда, лучше которой на свете никого нет.
— Но я же здесь, — сказал он, тронув жену за плечо.
— Я знаю!
Магда всхлипнула и повернулась к нему, чтобы спрятать лицо в его груди.
— Глупый, глупый! — Она механически затеребила ворот, рукав Бурдюковской пижамы. — А мне холодно, тебя нет, и мне холодно.
— Мне на работу…
— Конечно! — Магда хлопнула в ладоши и рассмеялась. — Но ты должен позавтракать! Я же приготовила завтрак! Садись!
Она выскользнула к холодильнику.
— Хорошо, — кивнул Бурдюков, удивляясь перепадам женского настроения, запахнул пижаму, включил свет и обнаружил, что за столом в комнате уже сидят семь человек.
Отец, покинувший ванную, оказался восьмым.
Бурдюков озадаченно кашлянул, смутно припоминая, что такое количество незнакомых людей в его квартире не является чем-то исключительным. Он узнал круглоглазого вчерашнего соседа. Остальные явно были ему знакомы, потому что смотрели прямо, без смущения и без опаски.
— Кажется, сын мой в ванной ударился головой, — сказал распаренный, красный отец, усаживаясь за стул и проводя расческой по волосам. — Меня он не узнал, так что и вас, я думаю, тоже.
— Виктор, — тут же вскочил и подал руку молодой человек в мятом костюме. — Брат.
— Чей? — спросил Бурдюков.
— Твой.
— Мой? — Бурдюков механически пожал ладонь. — Не помню.
— Я же говорил! — воскликнул отец.
— Семен, — поднялся второй мужчина, в майке и спортивных штанах. — Родственник. Дальний. Очень приятно.
— Да?
Бурдюков пожал и эту ладонь.
— Коля. С работы.
Третий человек сам схватил Бурдюкова за руку, затряс в своей. Он был улыбчив, усат и косоглаз.
— Оксана, жена брата, — встала тонкая, не в пример Магде, женщина лет сорока в сине-зеленом платье, перетянутом желтым поясом.
Протянутые пальцы, видимо, следовало поцеловать, но Бурдюков проигнорировал движение.
— Да, здравствуйте, — сказал он.
— А мы тоже твои родственники, — поднялся пожилой мужчина в клетчатых штанах и расстегнутой розовой рубашке, увлекая следом за собой крупную, густо накрашенную с утра даму в халате. — Собственно, если бы не были родственниками, чего бы мы здесь делали?
Он рассмеялся собственной шутке. Его нестройно поддержали.
— А я — Павел, — представился последним сосед.
Бурдюков жестом усадил его на место.
— Тебя помню.
— Ты садись, — сказал Бурдюкову отец.
Бурдюков, качнув головой, сел на красивый стул с высокой спинкой прямо во главе стола.
— Ах, вы мои хорошие! — появилась Магда с подносом и сразу принялась расставлять тарелки. — Любите салаты? У меня замечательный мясной салат.
Сидящие одобрительно загудели.
— Это тебе, это вам, Григорий Федорович, это вам…
Постукивали фарфоровые донца, глядел с тарелок горошек, загибались мясные рожки, заплывал майонезом мелко порезанный картофель.
— Я бы не отказался и от горячего, — сказал отец, потирая ладони. — Но раз горячего нет…
Он наклонился к блюду и втянул носом запах.
— Да, замечательно.
— А это тебе, милый.
Магда поставила перед Бурдюковым его порцию.
— Спасибо.
— Ну, — Магда, тронув Семена и Оксану, встала на другом конце стола и молитвенно сложила ладони, — желаю всем приятного аппетита.
Ее шумно поблагодарили, затем застучали ножами и вилками.
— Ах, еще чай! — вспомнила Магда.