Да уж, это был, воистину, день толстяка Карло.
— Я этого не знал, — ответил Сиберрас.
Большинство людей такое открытие приводило в благоговейный восторг, но Сиберрас умел сдерживать чувства.
— Я написал сонет о нем. Это — странная история и чудесная история. Он мне приснился и велел мне во сне написать сонет. И я его написал. — Он принялся его декламировать:
Мы с Уигналлом смущенно внимали, глазами изучая содержимое наших стаканов. Уигналл не намерен был спустить ему это: в конце концов, это он — поэт-лауреат.
— Очень глубоко, — вымолвил он, — это надо читать, я полагаю, внимательно изучая каждую строчку. Жаль, что вы его так быстро выпалили. Очень хороший сонет, правда.
— Да еще ведь, — воскликнул Сиберрас, — и чудо явления его во сне!
— Да, я понимаю. Это, в самом деле, замечательно.
Юный Овингтон и его подружка с нами не поздоровались. На ней был замызганный балахон до пят в стиле мамаши Хаббард[37], прямые распущенные соломенные волосы до плеч. Волосы же Джона Овингтона были перехвачены ремешком, украшенным цветными стекляшками.
Одет он был в нечто напоминающее наряд героя Фенимора Купера Натти Бампо[38], хотя мокасин на его длинных грязных ногах не имелось.
Наверное, вернулись домой на каникулы. Молодые люди уселись по-турецки на пол в дальнем углу и закурили один косяк на двоих. Джеффри начал строить глазки молодому человеку, но тот не проявил интереса. Джеффри обратился к Ральфу Овингтону:
— Не понимаю, как вы выносите это проклятое место. У меня от него просто мороз по коже.
В отсутствие дам он чувствовал себя раскованно.
— Есть места и похуже, — улыбнулся Овингтон, пыхнув трубкой. — Ко всякому месту можно при необходимости привыкнуть. Если уж никуда оттуда не деться, поневоле находишь там что-то хорошее. Наверное, проблемы начинаются тогда, когда появляется свобода выбора.
Он с улыбкой оглянулся на молодых людей, шептавшихся друг с другом, замкнутых в своем юношеском мирке. — Со свободой является неудовлетворенность. Я же никогда не был свободен.
— О, черт побери. Сейчас вы начнете плести тут про чувство долга и прочую чушь.
При слове “долг” глаза мои сразу же оказались на мокром месте, также как при слове “верность” и всех производных от него словах.
— У Уолта Уитмена[39], — заметил я Уигналлу, — есть строки, при которых у меня всякий раз набегают слезы. Что-то про неустрашимых капитанов и матросов, ушедших на дно, исполняя свой долг.
Как бы в подтверждение моих слов глаза мои увлажнились.
— Банальная реакция, — ответил Уигналл. — Эта фраза изобретена в Кембридже и носит характер насмешки. И напрасно, ибо без банальных реакций литература невозможна.
— Ушедшие на дно, — хихикнул Джеффри по моему адресу. — Старине Уолту все было известно про дно.
— Заткнись, Джеффри, — одернул я его, как школьный директор зарвавшегося мальчишку. — Понял? Заткнись.
— Извини, милый. Но признай — это несколько смешно: про дно и про исполнение долга. Брат милосердия Уолт. Чудесненько провел время в войну.
— Над этим нельзя смеяться! — воскликнул Сиберрас. — Мы исполнили свой долг. Мы не пошли ко дну. Мы не прятались от врагов, разве только в бомбоубежища во время налетов.
— Да, да, да, — сказал поэт-лауреат довольно печально, хотя я чувствовал себя куда хуже. — Мы все гордимся вами. Георгиевский крест и тому подобное. Мальтийцы — бравый народ.
— Что за тип этот… Джордж Кросс? — вопросил Джеффри.
— Это не тип, а орден! — закричал Сиберрас. — Орден за храбрость во второй мировой войне, которым награжден весь остров. Я про это написал сонет…
— Тоже по-итальянски? — полюбопытствовал Уигналл. — Чертовски мило с вашей стороны.
— Значит, к Дубль Кроссу[40] это не имеет отношения, — пробормотал Джеффри, наливая себе пятую или шестую порцию виски, — ну, к тому типу, что всегда кончал дважды? И уж коли мы заговорили о знаменитостях, не доводилось ли вам встречаться с Джо Плашем, человеком с бархатной…
— Я сказал, прекрати, Джеффри, — проскрежетал я, — прекрати немедленно.
— А как насчет Чанки, у которого яйца размером с ананасы?
— Никогда про такого не слышал, забавно, — соврал Уигналл.
— Мне эти имена ничего не говорят, — провозгласил Сиберрас.
— О Иисусе-велиале-вельзевуле, повелитель расстегнутых ширинок, где ваше чувство юмора, черт побери?!
36
37
Мамаша Хаббард — персонаж английских детских стихов. Балахон мамаши Хаббард или Миссионерское платье — длинные, широкие, свободно облегающие одежды с длинными рукавами и высоким горлом без декольте, нередко расшитые цветами, преимущественно носимые женщинами. В настоящее время их варианты распространены в Океании. Миссионерское платье было введено христианскими миссионерами, пришедшими евангелизировать Восток в XIX-м веке взамен бесстыдных, на их взгляд, традиционных нарядов местных жителей. Предназначалось для максимального сокрытия женского тела. Одежда прижилась, став местным костюмом и обзавелась пестрой окраской и цветочным рисунком.
38
Натаниэль (Натти) Бампо — литературный персонаж, главный герой историко-приключенческой пенталогии Фенимора Купера. Впервые появляется в романе «Пионеры» (1823).
39
Уолт Уитмен (англ.