— У поэтов тоже.
— Кроме их жизней, кроме их жизней, кроме их жизней. Погибнешь на Сомме или Галлиполи — и твое имя навсегда войдет в поэтические анналы. Но я, скорее, продолжу традицию Китса[74]. Чахоточного поэта.
— Ты несешь чепуху. Могу предложить тебе хлеба с маргарином и джемом, если хочешь. И хорошего чаю. — Я, просительно положил свою руку на его. Он отдернул руку. — Что с тобой, Вэл?
— Я не знаю. Не лапай меня. Не люблю, когда меня лапают.
— Вэл, Вэл. — Я встал со стула и стал перед ним на колени. Я взял его вялые руки в свои и целовал их, снова и снова.
— Слюнтяй. Всего меня обмусолил.
— Ты что-то от меня скрываешь. Что-то случилось. Скажи.
— Я иду домой. — Он попытался встать, но я толкнул его обратно в кресло. — Нет. Не говори так. Не разбивай моего сердца.
— В тебе заговорил популярный романист. “И тогда он попытался обнять его, предварительно обслюнявив.” Нет, такое не годится для популярного романа. Пока еще нет. (Сказал ли он “пока еще нет”? Опасность воспоминаний заключается в том, что они кого угодно могут сделать пророком. Несколькими строчками выше я чуть было на написал “1918. Какое-то ноября”. Важно ли это?)
— Вэл, дорогой, будь честен со мной. Скажи мне, что случилось.
— Сядь. И не смей впредь становиться на колени.
— Иногда необходимо это делать. — Это было сказано грубо; причиной была нарастающая волна желания. Он не обратил на это внимание, но посмотрел на меня, брезгливо приподняв верхнюю губу. Я пошел к плите и поставил чайник, чтобы заварить чай. Кофе у меня не было.
— Ты хочешь только брать, ничего не отдавая взамен, — произнес Вэл.
— Я отдаю тебе свою любовь, свою преданность. Но, кажется, ты начинаешь желать чего-то большего.
— Не я. И не желаю. Мне надоело иметь лишь одного слушателя моих стихов.
— А-а. Понимаю. Ты из этого строишь преграду между нами. Я ведь пробовал пристроить их, тебе это известно. Я показывал тебе письма редакторов, отвергших их. Но они все говорят, что тебе следует продолжать писать.
— Вот, например, Джек Кеттеридж, приятель Эзры Паунда[75]. Он получил в подарок старую пишущую машинку. От щедрого любовника.
— Я бы тебе тоже подарил старую пишущую машинку, если бы она у меня была. Я что угодно тебе отдал бы.
— Я не это имел в виду, глупый. Мне не нужна пишущая машинка. Я хочу, чтоб меня печатали, а не я печатал. Кеттеридж назвал свое маленькое предприятие “Свастика-пресс”. Очевидно, свастика есть индусский символ солнца. И она приносит счастье. Он напечатает мой сборник за двадцать фунтов. В двухстах экземплярах. По-моему, недорого.
— Так вот почему ты хмуришься. Потому, что я тебе никогда ничего не даю. Но ты же знаешь, что я не могу дать тебе двадцать фунтов. Почему бы тебе не попросить твоего отца?
— Я предпочитаю обращаться с такими просьбами, — сказал Вэл, — к тем, кто меня, действительно, любит. И кто под словом “любовь” подразумевает нечто иное, чем мой отец, для которого это слово является, всего лишь, синонимом понятий собственности и хозяйства.
— Я раздобуду для тебя деньги. Как-нибудь. Попрошу аванс под новый роман. Хотя я еще не готов начать следующий роман — ну, тот, о котором я тебе говорил, о современных Абеляре и Элоизе[76].
— Я помню, про типа, которому взрывом мины оторвало яйца во время высадки десанта в Сувле. Я также помню, что ты не любишь брать авансы. Ты ведь мне часто говорил, что это плохо отражается на качестве твоей работы, когда деньги уже истрачены, а работа еще не окончена. Я понимаю, я понимаю, Кен. Ты не должен беспокоиться. Я только хотел, чтобы и ты меня понял, вот и все.
Сердце мое екнуло, а чайник весело кипел. Вера, верность. Я оборвал эту мысль, открывая банку с маринованной говядиной: какое право я имею требовать верности от других, когда я сам только сегодня отрекся от всего для меня святого? Суеверие уже спешило на смену вере. Вот оно, наказание. Люди имеют причины быть суеверными. Я молчал, повернувшись к Вэлу спиной, заваривая чай, слабый, поскольку чайный запас мой почти иссяк. Наконец, после долгой паузы, я произнес, что в прозе того времени (“и не только того, но и позже, милый” — Джеффри) сам называл сдавленным голосом. — Кто это?
— Я хочу, чтоб ты правильно понял меня, Кен. Повернись и посмотри мне в глаза. Я хочу денег не для себя лично, а для того, что считаю важным. Возможно, это и глупо — так считать, но это все, что у меня есть.
— У тебя есть я. — Я поглядел в чайник, следя за тем как заваривается чай. — Или был.
74
Джон Китс (англ.
75
Эзра Уэстон Лумис Паунд (англ.
76
Пьер (Пётр) Абеляр или Абелар (фр. Pierre Abailard/Abélard, лат.