— Она еще может быть и не поедет.
— По радио передали, что собирается. Ее просто осаждают репортеры. Летит за счет Ватикана. Вместе с архиепископом Нью-Йорка.
— Это преждевременно, — чопорным тоном произнес Джеффри. — Старый ублюдок еще не умер.
— Ему час от часу становится все хуже, — ответил Абернети, и быстро опрокинул в себя “рикар”. — Рад был видеть вас, друзья мои. Он был великим папой.
Ортенс, которую на следующее утро после ее прибытия в Фьюмичино в “Дейли Миррор” назвали таинственной женщиной из Нью-Йорка, а комментатор европейских новостей Би-Би-Си — загадочной пираткой, находилась у постели Карло с того момента, когда ее впустили в его спальню, до самой его смерти, наступившей менее, чем через два часа после этого. Более часа она пребывала наедине с ним. Затем вошли кардинал Дин, кардинал-викарий Рима и его заместитель. Ортенс попыталась уйти, но умирающий отчаянно жестами умолял ее остаться. Кардинал-государственный секретарь помазал его. Карло во все время помазания сжимал его руку и молился к некоторому неудовольствию окруживших его иерархов на языке своей приемной матери. Последними его словами были: “Господи, услышь мою молитву и пусть глас твой снизойдет на меня.”
Ортенс, вышедшая из комнаты после его смерти, не сообщила ни одному из репортеров, о чем они говорили.
По возвращении из Советской России он настоял на том, чтобы его тело доставили вертолетом в Кастель-Гандольфо. Стояло лето, 3 июня, папе в это время полагалось находиться там. В течении двух дней его тело покоилось в этом загородном дворце под охраной двух швейцарских гвардейцев. У гроба горела единственная свеча. Верующие толкались в длинной очереди на лестнице, чтобы в последний раз взглянуть на покойного, который очень скоро стал разлагаться. Женщины рыдали и падали в обмороки. Он распорядился, чтобы никто не фотографировал его умирающим и мертвым, памятуя о том, что сделал Галеацци Лизи[684], личный врач его предшественника: торговал фотографиями умирающего Пия и устроил отвратительную пресс-конференцию о причинах его смерти. Несмотря на запрет сверкали блицы и тысячелирные банкноты переходили из рук в руки.
После этого разлагавшийся труп перевезли на автокатафалке в собор святого Петра в Риме, причем на довольно большой скорости, ибо итальянцы медленно ездить не могут, и под эскортом мотоциклистов, окруживших катафалк со всех сторон. Над процессией кружили вертолеты. Ненадолго процессия остановилась у церкви святого Иоанна Латеранского, кафедральной церкви римской епархии, чтобы кардинал Паоло Менотти, замещавший официального епископа, смог прочесть псалом. Затем ответственность за безопасный проезд тела папы в собор святого Петра легла на мэра Рима, коммуниста. Пришли сообщения от террористов-подпольщиков о том, что тело папы они похищать не собираются, так что охранять его танками и пулеметами не нужно. Это было воспринято как искренняя декларация о перемирии, но охрана сохраняла бдительность насколько это возможно в Италии и публика в кортеже Карло чем-то напоминала чикагскую. На площади святого Петра, где начинается территория Ватикана, мэр с облегчением вытер со лба пот, сняв с себя бремя ответственности. Тело положили в великом соборе и толпы оплакивающих устремились к нему. Клацанье четок перекликалось с щелканьем японских фотоаппаратов. Ватиканские жандармы грубо теснили толпу вперед, направо, на выход. Avanti, Avanti[685].
Несмотря на спрятанные вентиляторы дух возле тела Карло был тяжелый. Он распорядился не бальзамировать его. Тленная плоть должна истлеть. Лицо потемнело, приобретя оттенок крепкого чая, уши почернели, рот был нелепо раскрыт, показывая все еще крепкие зубы. Отец мой давно истлевший на кладбище в Торонто восхитился бы ими и очень бы сокрушался о такой потере.
Карло потребовал, чтобы похороны его были простыми и честными, без конного катафалка, без памятника. Памятником ему был весь окружающий мир, мир которому возвращено чувство собственного достоинства и природной доброты. Простой гроб лежал перед алтарем на земле с раскрытым над ним Римским ритуалом. Кардиналы были в красных, а не в черных мантиях и в митрах, дабы подчеркнуть их епископский сан. Епископы подобно святому Амвросию были мощными бойцами с яйцами. Скульпторша, создавшая барельеф о жизни, борьбе и триумфе Амвросия, присутствовала тут же в элегантном пошитом у римского портного траурном наряде с настоящей пиратской повязкой. Была пропета пасхальная “Аллилуйя”: Vita mutatur non tollitur[686]. Останки Григория XVII упокоились в склепе собора святого Петра рядом с костями озадаченного рыбака, увидевшего последний в жизни свет вверх ногами. Завещание Карло было обнародовано через несколько дней после его погребения. Он не оставил никакого материального наследства. Все состояние семьи Кампанати уже было завещано детям Израиля. Он завещал своим братьям и сестрам, число которых увеличивалось почти на пятьдесят миллионов душ ежегодно, красоту земли, плодовитость на веки веков, уверение в благости Бога, надежду и уверенность в царстве небесном.
684
Риккардо Галеацци-Лизи познакомился с Пием XII за несколько лет до его избрания папой в 1939 г. Имея диплом врача-офтальмолога, он умудрился вполне вписаться в жизнь Ватикана — сначала как личный врач папы, затем — как главный врач всего клира. Он даже утверждал, что в Ватикане все обращались к нему «профессор». Однако он не имел этого официального титула и явно не обладал медицинским талантом. Риккардо Галеацци-Лизи был информантом Ватикана, сообщая сведения далеко не одному денежному клиенту, в том числе журналистам газеты «Нью-Йорк таймс» и агентства Рейтер. Состояние здоровья престарелого папы ухудшалось, и ему даже обеспечили прямую связь по телефону потрясающе красного цвета с офисом врача. Хотя почти все клиенты общались с врачом, просто вручая набитые деньгами конверты в обмен на сенсационную новость из Ватикана. Все вскрылось только после смерти Пия XII. Случись это раньше, Галеацци-Лизи никогда не позволили бы даже приблизиться к телу усопшего, не то что бальзамировать его. На самом деле, когда 9 октября 1958 г. Пий наконец почил в Кастель Гандольфо, врач настоял на своем участии в процедуре бальзамирования, и власти Ватикана дали согласие, о чем сожалели до конца своих дней. Все не задалось практически с самого начала. Галеацци-Лизи и его личный ассистент два дня работали, не покладая рук при закрытых дверях. Тело, казалось, было готово к переносу в собор Св. Петра, где его должны были выставить для прощания. В тот момент, когда началось отпевание, собравшиеся впервые испытали настоящий шок. Послышался оглушительный звук. Служители даже подумали, что на церемонию проник вооруженный преступник. При более тщательном осмотре оказалось, что на самом деле треснул гроб. Причина — разложение трупа (октябрь был необычно теплым). Замкнутое помещение наполнил трупный запах. Церковнослужители быстро провели церемонию и снова погрузили развалившийся гроб на катафалк. Галеацци-Лизи попросили отчитаться за проведенное им бальзамирование. Врач утверждал, что его метод основан на древнеегипетской природной формуле. При ее применении тело сохраняется в целости более века и не требуется ни химических средств, ни хирургического вмешательства. Надо только, сказал он, поместить труп в целлофановый мешок, наполненный ароматическими травами в точных пропорциях. Просто процедура требовала чуть больше времени. Увы, время не помогло. Врач и его ассистент работали в соборе Св. Петра всю ночь до 7 часов утра, потом двери открыли для первых прощавшихся. Сначала ничто не предвещало дурного, но время шло, воздух прогрелся, лицо почившего папы приобрело удручающе зеленый цвет, а тело стало источать трупный запах. Перепуганные служители позвали обессилевшего Галеацци-Лизи и снова заставили его трудиться ночь напролет. Увы, на другой день дела обстояли не лучшим образом: лицо папы пошло большими багровыми пятнами, а все пространство собора наполнил тот же тяжелый запах. Быстро провели последние обряды и опустили гроб в крипту под собором. Так завершился один из самых тягостных эпизодов в истории современной Католической церкви. Впрочем, кульминация наступила через несколько дней, когда в одной газете появилось фото умирающего папы, заснятого не кем иным, как самим Галеацци-Лизи. 21 октября, менее чем через две недели после кончины папы, Галеацци-Лизи лишился своих титулов, и впредь ему было запрещено появляться в Ватикане — такое наказание было применено в первый и последний раз.