— О Боже мой, — снова сказал я.
— Оставьте его в покое, — повторил Том голосом матери, а затем закашлял. Кашель его душил. — Вот, дети мои, мне тоже следовало сигареты оставить в покое, верно? Кхе-кхе-кхе, о господи.
Пластинка кончилась.
— Бедный Том, — сказал я.
— То есть как — бедный? — удивилась Ортенс. — Тома никогда не следует жалеть. Том был единственным по-настоящему хорошим человеком из всех, кого я знала. Если бы я верила в святых, я молилась бы Тому.
В тот вечер, как и почти во всякий другой, мы смотрели телевизор. Экран его зачастую отражал нашу долгую жизнь: упоминание об интервью, данном архиепископом Йорка о неогригорианстве; человек с микрофоном в галерее Бирмингема, на заднем плане тускло посверкивает небольшая скульптура Ортенс, о ней ни слова, комментатор восхищается мастерством Ахмара или Коккиноса или Вермелью; презрительное фырканье при упоминании Моэма и Туми в передаче “Книжный киоск”; поздно вечером старый фильм с музыкой Доменико Кампанати.
— Он был неплох, — проворчала Ортенс, когда его приглушенные трубы пропели зарю над морем, а лавина струнных символизировала плотскую страсть. — Я думаю, мы все были не столь уж дурными. Как бы то ни было, намерения наши были добрыми.
Тихий и теплый день и вечер окончились проливным дождем и грозой; гремел гром, молнии исчеркали таинственными надписями небо над Ла-Маншем.
— Он ступает по водам, — глядя в окно, вспомнил я слова воскресной мессы, — и правит бурей. Старый ублюдок. Даст он нам уснуть?
— Его принудят к этому. Это — единственное, во что я верю.
С неба по-прежнему низвергался водопад, когда мы легли. Над нашей крышей сверкнула синяя молния и почти одновременно с громом я услышал треск и громкий шелест мокрых листьев; разумеется, это дуб на поле Пенни напротив. Я, как всегда, дождался, пока дыхание моей сестры не стало ровным после ее таблетки снотворного. И затем я, старый мешок костей, повернулся на левый бок и забылся коротким сном, который, как я знал, окончится за час до рассвета. Как вы помните, я сумел сочинить интригующее начало. В течение всей моей литературной карьеры конец давался мне невероятно трудно. Слава Богу или кому-то еще, последние слова не были созданы для моего пера; и еще спасибо этому кому-то за то, что до их написания или произнесения осталось, естественно, не столь уж долго ждать. Я надеялся, что сновидений не будет.
Монако, 1980
Перевод с английского Александр Пинский 2
© Copyright: Александр Пинский 2, 2013
Свидетельство о публикации № 213080500097
Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
© Все права принадлежат авторам, 2000–2019. Портал работает под эгидой Российского союза писателей. 18+