Наконец, прокуратор изрекает:
— Се, человек!
И тогда толпа ревёт.
Раньше у неё были тончайшие шелка, сотканные из перистых облаков, из лоз сладчайшего винограда — ткани казались невесомыми. Геба вертелась перед зеркалом, ощущая, как одежды ласкают её нежную кожу, и хотя платья иногда обагрялись вином, которое она подавала Громовержцу, пятна сходили по мановению руки августейшей матушки.
Теперь Геба чувствует, как её плечи обнимает грубая холща, и пятна с неё не сходят так просто — их приходится выстирывать до того, что ладони покрываются мазолями. У реки поутру много народу, они толпятся, эти полногрудые барышни, перекидываясь лоскутками песен, и погружают пожелтевшие фартучки в воду. У Гебы полно дел в таверне, к тому же Аннет и Арно носятся вокруг дома, и в их сабо хлюпает апрельская грязь, поэтому она посылает на берег служанку Марлу.
Содержать постоялый двор сложно, особенно сейчас, когда народ хлынул к гостиницам, ища пристанища перед началом праздников в честь свадьбы дофина и флорентийской купчихи. Геба работает в разы больше, чем на Олимпе, но чувствует себя свободной и молодой, хотя седина уже пробилась меж её медовых прядок, а у бёдер появились длинные линии растяжек. Аннет и Арно она родила ещё на Олимпе, но недавно на свет появилась Одетт и её мёртвый брат — тело давало знать о том, что она уже немолода. Геркулес, прозванный тут Эркюлем, тоже работает, засучив рукава своей взмокшей рубашки, и смеётся с ней по вечерам — искренне.
По воскресеньям они ходят в церковь, приодевшись и убрав волосы. Там прохладно, прохладнее, чем в прогретых золотыми лучами садах Греции. У алтаря стоит священник в старой рясе, крыша не залатана — с неё переодически стекает дождевая вода. Арно смахивает капли воды рукой, вытирает лоб тыльной стороной ладони.
Иногда Геба видит мужчину: на бульваре, у входа в церковь, на улице около быстротечной реки. Он тощий, этот незнакомец, с курчавыми волосами по сутулые плечи, в простых одеждах, и взгляд его полон прощения и любви. Она улыбается.
Впервые за сотни лет Геба чувствует себя живой.
Константин поднимает голову к небу; яркое солнце слепит глаза, такое злое и раскалённое. И всё же он видит, что гласит воля Его:
«Сим победиши!»