Кота общими усилиями отодрали, вышвырнули в коридор, и он возмущенно орал там, шаря лапой под дверью, в страстной надежде проникнуть обратно в спальню.
— Батюшки-светы! — обомлела Роза Исаевна, указывая на Симу дрожащим пальцем. — Да он с нее скальп сорвал!
— Господи Иисусе! И правда… — ахнула Нюша, прижимая к груди руки. В глазах ее полыхал ужас.
Протасов громко захохотал. Сима, которая принципиально не смотрела в его сторону, тоже заулыбалась сквозь слезы. И вдруг осознала, что все это время пребывает в своем полупрозрачном эфемерном одеянии, никак не скрывающем наготы.
Она быстро взглянула на Протасова и смешалась, потрясенная тем, что успела прочитать в его глазах. И уже не знала, чему верить, и в чем сомневаться, и как объяснить… И отвечала невпопад, кутаясь в поданный им халатик — вся как на ладони, как открытая книга. А он по-прежнему оставался неразрешимой загадкой, тайной за семью печатями…
Пока Протасов рассказывал, как Сима лишилась волос, Нюша обработала ранки йодом, и женщины ушли, прихватив негодующего Мойшу. А Протасов остался.
— Ты представляешь, — сказал он, — я вышел на веранду, сел в качалку и сам не заметил, как заснул под ваше воркованье. Замотался на работе, почти не спал последние дни. И сон мне какой-то дурацкий приснился. И вдруг эти дикие вопли! Я спросонок ничего не понял. Из кресла этого еле выбрался! Решил, с тобой опять что-то приключилось…
— Так ты что же, подумал, это я так кричу… нечеловеческим голосом? — обиделась Сима.
— Да я, собственно, и подумать-то ничего не успел. Просто почувствовал…
— Какой ты чуткий… — прищурилась она.
— Да, — без ложной скромности согласился Протасов, — я такой.
— А почему Роза Исаевна приготовила мне эту комнату? Ты что, сказал, что я останусь ночевать?
— Нет, конечно! Как ты могла подумать? Это комната для гостей. Она всегда готова…
— А букет?
— В саду полно цветов! Здесь везде стоят букеты.
— Ну, допустим. А ночная рубашка?
— Разве не ты ее прихватила?
— Я прихватила?! — задохнулась Сима. — Да она лежала вот тут, на подушке!
— Тогда это, по-видимому, Нюшина рубашка.
— Да она ей на нос не налезет!
— Значит, Розы Исаевны.
— Ну что ты выдумываешь! — рассердилась Сима. — Разве пожилая женщина наденет такую рубашку?!
— А чем плоха рубашка? — удивился Протасов, ловко стягивая с нее халатик. — По-моему, просто замечательная!..
Она на мгновение замерла, ошеломленная его вероломством, и рванулась выручать свою одежку. Но Володя, отбросив халатик, раскинул руки и принял ее в объятия.
Это был их первый поцелуй, такой бесконечный и сладкий, такой достаточный, что ни ему, ни ей не требовалось ничего другого — только стоять вот так, тесно прижавшись друг к другу, вне времени и пространства, за гранью бытия — источник не оскудевал, но и жажда была неутолимой.
А потом она поплыла в его руках, окунулась в крахмальную прохладу простыней и приняла блаженную тяжесть его тела. И это ощущение полета! Или падения… камнем… в сияющую бездну… Она и не знала, что бывает такая нежность…
Сима потерлась щекой о жесткие волоски на его груди и осторожно потянула носом воздух.
— Ты что там вынюхиваешь? — улыбнулся Володя.
— Знаешь, оказывается, запах мужского тела благотворно влияет на женское здоровье. Ученые установили, американские.
— Выходит, от душа придется отказаться…
— Почему же?
— Жаль будет подрывать твое здоровье.
— Ладно уж, иди! — милостиво отпустила Сима.
— Хочешь первая?
— Ой, нет, нет, нет! Я кота боюсь!
— Ну что ж, принимаю огонь на себя…
Она проводила его взглядом и закусила губу. Ну почему, почему хорошее так быстро кончается? И как глупо своими руками приближать этот конец. Еще не известно, что больнее: зализать собственные раны или нанести их другому и потом мучиться сомнением, не разрушила ли свое счастье, не сломала ли жизнь и себе и ему, ведь все у них могло бы получиться… Хотя с чего это она решила, что опечалит его своим уходом?
— Ты спишь? — Он присел на краешек кровати.
— Нет, я думаю.
— И о чем, если не секрет?
— Я думаю, откуда писиет гусь.
— Гусь?!
— Так моя бабушка говорила, — засмеялась Сима. — Ну что, могу я пройти в ванную без риска для жизни?