Этого просто не может быть.
Голова была похожа на муравейник, который окатили ведром воды: мысли частью плавали в грязи, подгребая лапками, увязая всё глубже, а частью носились с бешеной скоростью, пытаясь спасти и выстроить хоть что-то. Толку не было ни от первых, ни от вторых. Я не мог сконцентрироваться, двинуться, что-то сказать… просто тупо пялился вперед, где на траве, буквально в десяти шагах от меня лежала она.
Белая.
Сердце забилось быстрее.
Я видел, как вздымается от дыхания её бок, и теплое закатное солнце падает едва заметным красновато-рыжим отблеском на её кипенно-белую шкуру. Как дёрнулось ухо, прислушиваясь к судорожному вздоху замерших на своих местах членов стаи. Как приподнимается её голова, поворачиваясь в нашу сторону, и острое зрение вервольфа позволяет мне в подробностях рассмотреть морду, особенно нос. Странный: светло серый, с розоватыми подпалинами. И бледно-бледно розовая внутренняя сторона ушей. Полупрозрачные, как толстая рыбацкая леска, вибриссы едва подрагивают в попытке почувствовать окружающую действительность. А глаза? Какие глаза? Словно услышав, волчица подняла веки и взглянула на мир своими светло-голубыми прозрачными льдинками.
И взгляд осоловелый. Она ничего не понимает. Не понимает, что её прежняя жизнь кончилась. Как, похоже, и моя. Белых всегда уничтожали, а я привел белую к стае. В свете последних обвинений отца… Они решат, что это продуманный ход. И если в отношении меня еще пока есть варианты, то белую убьют. Здесь и сейчас.
Это не вопрос. Это закон.
Взгляд волчицы забегал по толпе. В почти серебряных глазах её явственно отразилась паника. Самка вскочила и попятилась. Хвост поджат, а лапы с каждым шагом подкашиваются всё сильнее, и вот волчица уже отползает, прильнув животом к вытоптанной зеленой траве.
За спиной раздался раскатистый рык. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что это Вислав. Приговор вынесен.
Бросок.
Два прыжка. Всего два прыжка отделяют альфу от волчицы. Самка даже не оскалилась. Видимо, действительно знала, на что шла. Самоубийца. Не могла не знать: появление белой в «Бестиарии» должно привести только к одному единственному закономерному итогу – смерти. Не я, так другой захотел бы её. Её невозможно не захотеть. Снежана.
В ту секунду что-то внутри меня воспротивилось происходящему. Будто неприятный зуд в груди, в районе солнечного сплетения. Но… нет… я заставил себя стоять и смотреть на казнь. Белые должны быть уничтожены – это закон. И сейчас отец действует правильно, как настоящий альфа, так и должно быть. Так что же болезненно тянет внутри от мысли, что через пару минут придётся увидеть разорванное тело самки?
Белая замерла. Не попыталась ни отпрыгнуть, ни сбежать. Она просто смотрела своими странными прозрачно-голубыми глазами на то, как завершивший трансформацию матёрый серый волк, альфа, отталкивается от земли мускулистыми задними лапами и посылает своё тело вперед. Еще прыжок, и вот уже передние лапы волка впечатываются в ребра самки, выбивая из неё вдох и намертво пришпиливая к земле.
Отец мог вгрызться в горло, и одним рывком покончить с белой, сломав ей шею, но тогда Вислав был бы не Вислав. Такой, какой он есть… Такой, каким он стал. Моральный калека. Он не подарил волчице лёгкую смерть. Нет. Ему нужна была разрядка, ему требовалось увидеть чью-то боль.
Альфа вцепился в бок самки, и рванул на себя шкуру.
Этот звук трудно спутать с чем-либо другим – звук разрываемой зубами плоти. Волки слышат его даже через визг своей добычи. И для зверя это почти оргазм. Это свидетельство того, что охота успешна и сегодня он будет сыт. И вот что странно: звук, который возникает, когда зубами рвут оленя, ничем не отличается от звука, когда на части разрывают кабана, лося... или волка.
Этот раз не стал исключением, и сквозь визг белой я отчетливо различил, как отделяется плоть от кости. Всё произошло за доли секунды, но для меня время тянулось бесконечно долго, и необъяснимо росло желание лечь и сдохнуть здесь и сейчас. Рядом с ней.
А потом мне в нос ударил запах её крови, и глаза заволокла красная пелена.
15
БЕЛАЯ
Сознание лихорадочно пыталось перестроиться, но свалившиеся на меня звуки, а, главное, запахи, серьезно дезориентировали. И ошарашенные лица мелькали калейдоскопом, не позволяя сконцентрироваться. Я чувствовала и воспринимала больше, чем могла осознать.