От последней мысли в голове немного — о, самую чуточку! — прояснилось, и Лена смогла сесть, потягиваясь. Это было адски трудно. Хотелось продолжать дремать в ледяной истоме, каждое движение стоило преодолевать.
«Нечестно! — зашипели голоса во тьме. — Нечестно! Она наша! Она — потерянная душа!»
— А вот хрен вам! — обрадованный Вик несколько раз взмахнул палкой, словно разбивая что-то вдребезги, его глаза яростно блеснули. — Вы, черти, только и знаете, что подбирать объедки! А ну, признавайтесь честно, как вы смогли купить столько душ за последнее время? На что вы ловите людей?
«Мы не говорим с людьми! Мы не говорим с симарглами!»
— Ловлю вас на логической неточности, господа! — это произнес не Вик, а Станислав Ольгердтович. Он появился внезапно, и вокруг него тьма разошлась, создав ореол обычного пространства; Станислав Ольгердтович держал за шкирку чертенка — теперь Лена его хорошо рассмотрела, самого настоящего, будто сошедшего с иллюстрации к пушкинской сказке. — Вы уже с нами говорите. Кроме того, в случае необходимости вы превосходнейше находите общий язык и с людьми.
Тьма молчала.
— Говорите! Ну! — Станислав Ольгердтович встряхнул безвольно обвисшего чертенка. — Вы должны меня помнить. Вы все помните. Я слов на ветер не бросаю. Я проверил все, что только можно было проверить. Мертвые души, которые не поступили к нам, не заключали с вами договоров. Они просто пропали. Вы — обыкновенная нечисть, вы не могли придумать ничего сами. Говорите, кто из Хозяев решил забрать побольше силы? Кто кинул вам объедки со своего стола?!
Тьма молчала.
Станислав Ольгердтович покачал головой. Чертенок в его руке вспыхнул и истаял оранжевым пламенем; ореол обычного пространства дрогнул и расширился. Тьма вскрикнула от боли.
— Ну! — Вик замахнулся палкой.
«Хозяева… не причем, — неохотно прошипела тьма тысячей голосов. — Это человек… Человек причина. Он говорит с душами, но не умеет удержать их, не умеет забрать их тепло. Они бродят неприкаянные, и попадают к нам. Мы не тащим их — они приходят сами. Как пришла эта девушка, и теперь вы не вернете ее».
— Идиоты! — рассмеялся Вик. — Она — симаргл, разве вы не видите?
— Я — симаргл! — сказала Лена, поднимаясь на ноги. Она почувствовала, что ей надо что-то сказать. А сказать хотелось, потому что состояние индифферентности исчезло, как не бывало. — Я не собираюсь поддаваться какой-то нечисти!
Однако слова словами, а стоять оказалось неожиданно тяжело. Живот подводило, колени не держали.
— Высший класс! — Вик одобрительно показал ей большой палец. — А теперь пошли отсюда. Наше вам с кисточкой!
И решительно сломал палку об колено.
Под скрип разрываемой тьмы они выпали в реальность, прямо к ногам невозмутимо стоявшего Станислава Ольгердтовича. Солнце совсем уже почти село, только красило в оранжевый свет обындевелые верхушки заборов.
— Ну ты молодец! — возбужденно начал говорить Вик, поднимаясь и помогая подняться Лене. — Никто бы не сказал, что это твой первый день! Как минимум — третий!
— Пошел ты! — Лена вскинула руку для пощечины… и, разумеется, не ударила. Она никогда никого не била по лицу с одного случая во втором классе… тогда пощечина вышла легко, парень не заслонился, и Лена испугалась этой легкости. Она уронила руку и коротко, зло ругнулась — словами, которых по идее, и знать-то не должна была.
Воцарилась тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием разъяренной Лены.
Станислав Ольгердтович приподнял бровь и только заметил.
— Не могу не признать, что мы это заслужили. Кстати, Елена, лучше злитесь, чем впадайте в апатию.
— Извини, Лена, — сконфуженно, почти жалобно произнес Вик. — Но нам позарез надо было, чтобы какой-то человек испытал сильные негативные чувства к тебе! А когда ты начала… ну, ты сама виновата! Зачем было лишать того врача жалости, а? Твоя боль, твоя тоска… ты сама подставилась! Мы еле успели! Мы следили за врачом, а не за тобой, и его эмоции совершенно сбили нас с толку.
— Не нас, а меня, корнет, — вздохнул Станислав Ольгердтович. — Старею. Не надо меня оправдывать. От вас в дистанционном наблюдении толку — как от козла молока.
Они стояли в переулке и молчали.
— Ясно одно: дело совершенно не закончено, — продолжил Вик. — Хозяева Подземелья здесь ни при чем, дело в человеке, который призывает неприкаянные души умерших… ну что ж, по крайней мере, есть зацепка.
— И есть два дня, чтобы распутать дело, — кивнул Станислав Ольгердтович. Рот его был сжат в суровую нитку, и выражение лица производило впечатление полнейшей неприступности. — Они теперь продлят нам на два дня.