Уже по тому, как он вошел в свет, как откинул челку, припорошенную снегом, и как улыбнулся уголком рта, Лена поняла, что он живой. Морщинка на лбу… нервное движение руки, сунутой в карман… он, и только он.
Он подошел к женщине совсем близко и спросил ее что-то. Наверное, долго ли она ждала, потому что она помотала головой. Встала к нему вполоборота, так, что Лена могла видеть ее профиль… и Лена поняла, что это она сама и есть! То есть нет, снова не поняла, а узнала.
Девушка тоже была представлением о ней, Лене Красносвободцевой. Слегка идеализированным, но опять же, не так, как девушка идеализировала бы сама. Лене всегда хотелось быть взрослей, решительней, похожей на энергичных бизнес-леди из американских фильмов. Эта же… нет, даже во сне Лена не могла бы себя так представить! Положительно, странные шутки шутит подсознание.
Женщина на мосту определенно была взрослее… но в ином, более женственном (или старомодном) стиле. Мягче, тоньше, изящнее… кажется, даже глаза у нее были другие, и в то же время — те же самые. Все-таки это была Лена.
Сергей взял ее руку в перчатке и поцеловал — и настоящей Лене захотелось не то заплакать, не то съежиться от страха.
Потом женщина из сна взяла Сергея под руку, и они неспешно пошли вниз по мосту.
А Лена… Лена пошла за ними, потому что оставаться здесь, посреди пустой реки, в пустом мире, где никогда не кончается ночь, ей совершенно не хотелось.
Идти было тяжело. Снег набивался в кроссовки, холод вымораживал до дна души. Если бы все было по-настоящему, Лена бы, наверное, свалилась на первой же сотне метра, но у сна свои законы — и закоченевшая, спотыкаясь, она продолжала плестись за неспешно воркующей парой.
Убивала тишина. Слов влюбленных впереди она не слышала, других звуков, кроме скрипа снега под их и ее ногами, здесь не было и быть не могло. Эти же звуки далеко разносились в глубокой тишине: Лена удивлялась, почему пара не оборачивается.
Наверное, так по правилам не полагалось.
Мост кончился, они пересекли обширный заснеженный берег и углубились в лес. Здесь была узкая тропинка, которую Лена видела очень плохо: девушка то и дело плутала в потемках, соскальзывая в неутоптанный снег. По тропинки идти было лишь немногим легче: ощущение равновесия на льду утрачивалось совершенно, и казалось, что тебя несет не то вперед, не то назад. Несколько раз у Лены возникало четкое ощущение, что она не идет следом за влюбленной парой, но удаляется от них, словно ее уносит невидимым течением. К счастью, довольно быстро это прекращалось, и она снова начинала видеть перед собой два затылка. В какой-то момент Лену посетила неприятная мысль: «Да она же выше меня!»
После этого идти стало немного полегче, потому что Лена не столько задумывалась о тяготах, сколько мрачно гадала, в самом ли деле ее двойник выше, или она сама неверно помнит рост Сергея: Лене казалось, что она достает ему лишь до плеча, а ее двойник из сна доставала до подбородка.
Почему-то этот вопрос представлялся ей неимоверно важным.
Наконец тропинка кончилась. Она закончилась круглой снежной поляной, окруженной голыми колючими кустами. Позади кустов поляну черными колоннами окаймляли деревья. За деревьями, словно запутавшиеся в ветвях, светили далекие, редкие огни.
— Что это? — спросила двойник: Лена впервые смогла расслышать ее слова.
— Города, — мрачно ответил Сергей. — Города, в которых мы могли бы жить.
— Я… не понимаю… — голос двойника дрожал. — Куда мы идем? Долго нам еще идти?
Сергей развернулся к ней, схватил за плечи и сильно, грубо встряхнул.
— Никуда мы не придем! — закричал он страшным, истеричным голосом. — Мы никогда и никуда не придем, потому что ты умерла, и твоих снов больше нет! И тебя в них больше нет! Это не ты! Ты просто кукла!
Только он сказал это, как зеленое приталенное пальто, всплеснув рукавами, с тихим шорохом обмякло в его руках. На снег рядом упал золотисто-русый («На самом деле волосы у меня не такие красивые, если говорить объективно», — отметила Лена) парик, и пара стеклянных глаз — один желтый, другой зеленый. Желтый покатился по снегу и замер зрачком вниз, зеленый уставился в небо.
Сергей упал на колени в снег, выпустил плащ и заплакал. То есть нет, не заплакал… а завыл, нехорошо и страшно, потому что парни не умеют плакать легко.
— Где ты?! — выдавливал он из себя со всхлипами, со вскриками. — Где ты?! Я слышу твои шаги, я чую твой запах, я знаю, что ты рядом! Где ты?!
Он поднял голову и медленно, отчаянно в своей медлительности оглянулся. Лене было непередаваемо страшно. Она видела сейчас одинокий лес вокруг так, как он его видел, со всеми его болью и ужасом, и особенно сильно от того, что это были и ее собственные боль и ужас. Сердце ее готово было разорваться от горя. Ничего более жуткого, чем этот момент, кажется, с ней не могло случиться.