– Я приношу извинения, – сказал Урабэ. – Совершенно определенно, в мои намерения не входило подвергать сомнению волю императора.
– Конечно нет, – сказал Мияги, голос его уже потеплел. – И я понимаю, что все вы были под существенным напряжением, готовясь К этой миссии. Помните, однако, что император и его помощники, включая генсуи Мунимори и весь Имперский Главный Штаб пристально следят за нами. Мы не можем их подвести. Если нас постигнет неудача, это подстегнет оппозицию на пятидесяти мирах и раздует пламя восстания в пожар, который мы никогда не сможем потушить. Оружие мятежников ужасно, но планировавшие операцию и наши коллеги из имперской разведки уверены, что, если ее провести точно по плану, это позволит нам избежать поражения, подобно эскадре Охка. Гераклианский ксенофоб будет уничтожен вместе с так называемым мятежным правительством и сборищем дезертиров, который они могли собрать. Мы ударим без предупреждения и без жалости. Восстание, джентльмены, будет разбито одним ударом, раз и навсегда.
Кима подумал, что, возможно, Мияги фактически ожидал утверждения Урабэ и шанса продемонстрировать возможность победы.
Была речь отрепетированной или нет, Кима был согласен с обоснованием, которое стояло за этим. Вызов Восстания порядку и стабильности Гегемонии, а вместе с Гегемонией и Империи Дай Нихон, нельзя терпеть, это могло лишить правительство возможности контролировать обстановку. Если мятежники победят, будущее представлялось кромешным мраком, к которому приведет разрушенный варварами рациональный порядок Империи.
Как командующий офицер «Кариу» он лично был вовлечен в разработку операции и знал, что план имел хорошие шансы на успех. Все же военный опыт Кима учил его настороженно относиться к любому мероприятию с таким количеством неизвестных, как здесь. Ни один план не может пережить контакта с врагом. Кто сказал это? Западный стратег, он был уверен. И последователи Запада, населявшие приграничье, не раз демонстрировали правильность этой аксиомы.
Он не будет чувствовать себя уверенным, пока Имперский флот не нанесет первый удар. Удар будет неотразимым, смертельным… и неизбежным, неважно, насколько близка их связь с проклятым черным ксенофобом этого мира.
После того как это произойдет, у мятежников уже никогда не будет шанса выжить.
Глава 12
Настоящая проверка человека происходит в космическом путешествии… не в управлении технологией, которая делает это физически возможным, но в управлении самим собой и своим сознанием и воображением, которые помогают перекинуть мост через психологический пролив, так долго изолировавший Человека на планете его рождения. Именно управление собой в большей степени дало нам звезды, чем управление такими чисто физическими системами, как Силовой Кран и К-Т привод.
«Если я не буду осторожен, – думал Дэв вечером, когда выбирался из ком-модуля на палубе отдыха после еще одной беседы с ИИ аналитиком, – то скоро буду общаться с программным обеспечением ИИ больше, чем с нормальными людьми».
Несмотря на постоянные столпотворения на борту корабля, было очень сложно поступить по-другому. Дэву всегда с трудом давалось заставить себя заговорить с людьми на любом уровне, более личном, чем вежливое приветствие или отдача распоряжении. Фактически близко расположенные жилые отсеки «Орла» увеличивали стремление Дэва к изоляции, пока неделя за неделей проходили в бесконечной монотонности К-Т пространства.
Большинство военного персонала, имеющего опыт службы в Гегемонии, имело тенденцию к адаптации почти нихонджинского ощущения собственного пространства, уединению сознания там, где физическое уединение было чрезвычайно трудно отыскать, и Дэв не являлся исключением. Империалы называли это найбуно секай – внутренний мир, – и стены, которые он воздвигал, были в такой же степени непроницаемыми, как и дюрасплавовый корпус. Мужчина и женщина могли гневно пререкаться друг с другом рядом с переборкой основного коридора, а другие просто проходили мимо них, даже не видя. «Выборочная» слепота позволяла членам экипажа поддерживать нормальное психологическое состояние день за днем в нескончаемой и неизменной рутине космического полета.
Корабли были переполненными. «Орел» был гигантом, 395 метров в длину и весом в восемьдесят четыре тонны, но большую часть его туши занимали электростанция, двигатели и топливные цистерны. Четыреста мужчин и женщин ютились в двух вращающихся отсеках жизнеобеспечения, которые могли удобно разместить лишь пятьдесят.
Самой лучшей терапией того давления, которое налагал переход через К-Т пространство, было время доступа к ВИРком-модулю, разделенное поровну на всех людей. Там на час или два каждый день мечты становились реальностью, и зловонная, тесная монотонность корабельной жизни могла быть на время забыта. Дэв, конечно, проводил большое количество времени в многоканальном подключении к членам экипажа. Было необходимо участвовать в конференциях и собраниях, становившихся все более нудными сессиях планирования, но взаимодействие там было безличным и сугубо профессиональным. Он мог считать большинство офицеров «Орла» друзьями, включая Лару Андерс, своего старшего пилота, и Лизу Кеннеди, ее нового шкипера. Но неписаный закон, существовавший из века в век с тех пор, как деревянные корабли бороздили просторы морей, гласил, что ни один командир не может позволить себе дружбу, платоническую или любую другую, которая нанесла бы ущерб его способности командовать.