– Ха, кто бы говорил! Саму Женю из водорослевых джунглей иногда не дозовешься.
– Да, ты прав, нам надо чаще и дольше испытывать на себе силу тяжести. Это вопрос здоровья. Одних часовых тренировок недостаточно.
– Не забывай, мы ещё и спим там. Весь сон проходит в гравитации, – возразил Сергей.
– Точно. Но всё равно… – не желала сдаваться в споре Женя.
– Ладно, убедила, сейчас Фанг закончит тренировку и отправится в душ. А я сяду почитать в комнате. И жду тебя. Не потеряйся в своих водорослях!
– Не потеряюсь, – ответила Евгения и наградила Сергея своей волшебной улыбкой, от которой у того все мужское естество внутри всколыхнулось.
Сергей изменил голос и процедил хриплым басом:
– Джонни! Тебе никто не говорил, что ты самый красивый ковбой к югу от Миссисипи?
– Может быть, все-таки "каугёрл"? И почему Джонни?! Меня зовут Женя, капитан!
Джонни изобразила напускное негодование на кличку.
– Не злись. Так уж повелось, что к человеку с именем Женя прилипает также имя Джонни или Жека. Независимо от пола.
– Это где так?
– В моём детстве, в военном городке, где я вырос.
– Фи, – фыркнула Женя, – это только у вас. У меня в детстве ничего подобного не было. И что это за ковбой?
– Знаешь, в старые времена были такие люди на Диком Западе, на североамериканском континенте, который уже почти полностью затонул. Это были пастухи, чей образ сильно исказили и романтизировали в кинематографе…
– Я знаю, кто такие ковбои, я изучала историю, – прервала Сергея биолог. – Имею в виду, почему я вдруг вызвала у тебя ассоциацию с пастухом Дикого Запада?
Сергей рассмеялся и медленно поднял руки в примиряющем жесте. Быстро поднимать руки в невесомости он отучился в первый же свой полёт, когда случайно заехал себе по носу, что аж искры из глаз посыпались.
– Когда я был маленький, лет пять или шесть мне было, я часто гостил у прадедушки на даче. Он уже тогда был старый и дремучий. Думаю, ему перевалило за девяносто. Но взгляд и ум его оставались на удивление ясными. Он часто сажал меня на старый протертый кожаный диван рядом с собой, и мы вместе смотрели старые вестерны – был такой жанр фильмов про освоение Дикого Запада. Помню, диван был такой старый, что скрипел, даже если двинешься на миллиметр, но всё равно прочный, уже давно таких не делают. Я даже прыгал на нём, и он не сломался. Пока смотрели фильмы, деда Пётр – так я его называл – медленно цедил бурбон, держа стакан в своих узловатых, навсегда пропавших никотином пальцах и комментировал особо яркие или непонятные мне моменты происходящего на экране. Мы пересмотрели много фильмов с Джоном Уэйном, а "Рио Браво" и "Эльдорадо" – вообще по несколько раз. Поэтому ковбой у меня с тех пор чётко ассоциируется с именем Джонни.
– Понятно, – задумчиво произнесла Женя. – Значит, ты силён в истории затонувшего континента.
– Не совсем. Яркая эпоха ковбоев занимала относительно небольшой период в истории США. Да и изучал я её по фильмам, а там зачастую много чего перевирали.
– Тебе повезло, ты застал живым даже прадедушку. Я вот даже дедушку, маминого отца плохо помню: он умер, когда я была совсем маленькой. А папиного отца я не видела, как и сам папа.
– Даа, – ностальгически протянул Сергей. – Деда Пётр знал толк в вестернах, а ещё в бурбоне. И курил он только трубку, которую сам набивал. Для него это было сродни ритуалу. Сигареты и даже сигары он не признавал, а уж от различных электронных вариаций курения вообще плевался. Сравнивал это с резиновой бабой и безалкогольным пивом. Только трубка, которая была, наверное, ровесницей самого прадедушки.
Вообще, касаемо тебя я слегка преуменьшил твою привлекательность. Исправляюсь: ни капли не лукавя, могу заявить со всей ответственностью, что Джонни – самая красивая каугёрл не только к югу от Миссисипи, но и на ближайшие сотни парсеков во все стороны и направления!
Женя улыбнулась. Было видно, что ей всё-таки приятны слова капитана.
– Скажешь тоже. У нас вообще-то есть ещё Паола и Сиена, если ты не забыл.
– Ага, помню. Спят в позе и состоянии трупа, – засмеялся в голос Сергей. – А ты такая живая и тёплая.
– Ха-ха! Сергей, нам тоже скоро ложиться в морозильник.
– Ничего, ляжем и переживём. Субъективно время в анабиозе пролетает очень быстро. Только закрыл глаза – уже пора вставать.
Биолог испытывала состояние криосна только во время подготовки к полёту, чтобы привыкнуть к этому состоянию, чтобы отследить степень переносимости и возможное наличие индивидуальных побочных эффектов. Сергей же в своих полётах по Солнечной системе погружался в сон гораздо чаще.