Выбрать главу

— Отлично. Чего позвонил-то? Случилось что?

— Да ладно, расскажу при встрече.

— Ну а в двух словах можно? А то я буду думать теперь…

— Ну-у, — тянет Василий. — В общем, посетил я сегодня старшего Сараева в больничке. Предупредил, что если не явится с повинной, то не доживет до конца недели. А что? Не одному тебе жуть на гадов нагонять. Ну ладно, не буду отвлекать. Приятно отдохнуть, терминатор.

В течение нескольких секунд продолжаю слушать гудки, уставившись в стол.

— Что-то серьезное? — спрашивает Катерина.

— Не очень. Это по работе.

— Если не очень, то почему у тебя сразу такой вид стал серьезный?

— Да просто с мысли сбили этим звонком. О чем мы говорили?

— Ага! — к Катерине сразу возвращается веселое настроение. — Мне повторить свой вопрос? Или сам вспомнишь?

Ну что ж, сам нарвался.

— Ты хочешь, чтобы я повторил то, что сказал во время танца?

Катерина кивает и замирает в ожидании, всем своим видом выказывая нетерпение.

— Я сказал, что ты прекрасна!

— И ты сможешь это повторить снова?

— Сколько угодно!

Лучик утреннего солнца проникает между неплотно задернутыми гардинами и нежно касается тела уснувшей Катерины, освещая бархатную кожу на аккуратном животике. Я любуюсь ее откровенной наготой. Красивая грудь вздымается и опускается в такт спокойного дыхания. Не удержавшись от соблазна, провожу ладонью по ее телу, начиная от груди и спустившись на бедро. Губы Катерины растягиваются в улыбке, но глаза остаются закрытыми. Она прижимается ко мне, обняв за шею, и через мгновение уже сопит мне в грудь, снова уснув. Долгое время лежу, стараясь не шевелиться, чтобы не беспокоить уставшую после бурной ночи девушку. Затем все же осторожно освобождаюсь из ее объятий и встаю с дивана. Одеяло валяется на полу. Вначале оно нам мешало, а потом не было сил его поднять. Да и не нуждались в одеяле наши разгоряченные тела. Поднимаю его и укрываю Катерину, все же через открытый балкон, несмотря на яркое утреннее солнце, проникает достаточно прохладный воздух. Теперь, когда соблазнительное тело укрыто и не притягивает мой взор, отправляюсь в ванную, прихватив с пола разбросанную впопыхах одежду.

Струи холодной воды приятно взбадривают. Растираюсь полотенцем, пока кожа не согревается после ледяного душа, и отправляюсь на кухню.

Давно на душе не было так светло и радостно. Неужели я влюбился? Или это лишь следствие долгого воздержания? Ладно, не буду забивать голову. Мне хорошо, и это главное.

Вспоминаю про вчерашний звонок Василия. Интересно было бы узнать подробности. Иду в прихожую за телефоном и, возвращаясь, закрываю за собой дверь. Несмотря на ранний час, Суровцев сразу берет трубку.

— Але. Олег, ты?

— Я, — отвечаю тихо.

— Чего шепчешь? А, понятно. Значит, вечер прошел удачно, — то ли спрашивает, то ли утверждает он.

Оставляю его реплику без ответа.

— Надо встретиться, — говорит Василий. — Ты когда сможешь?

— Вась, а ты женатый? — вдруг спрашиваю я.

— А при чем здесь это, — удивляется он и сообщает. — Скоро два года, как в разводе.

— Да просто спросил. Сам не знаю к чему. Подъезжай через час к мастерским. Это там, куда ты вчера меня отвозил.

— Хоккей, подъеду. Могу и за тобой заехать, если что. Я, кстати, все еще на сараевском "мерине" катаюсь, — сообщает он. — А что? Могу же я попользоваться буржуйским добром?

— Можешь, — смеюсь в ответ и соглашаюсь с предложением. — Давай подъезжай тогда за мной через час.

Сообщаю ему адрес и кладу трубку. За дверью слышится шлепанье босых ног по паркету, щелчок двери в ванную и шуршание водяных струй по пластиковой занавеске. Поспешно включаю чайник и начинаю проверять свои запасы съестного. Результат печальный. Кроме сырых яиц и упаковки печенья ничего нет. Хорошо хоть, вчера в ресторане догадался заказать с собой кроме вина еще фруктов и коробку конфет. Засыпаю в заварник зеленый чай — другого нет — заливаю его кипятком. В этот момент в кухню входит одетая в мой халат Катерина. Ее улыбка, подобная утреннему солнышку, тут же заставляет меня пожалеть о том, что поспешил договориться с Василием о встрече. Не говоря ни слова, она подходит, садится мне на колени и крепко обнимает, обхватив руками мою шею.

— Доброе утро, — ее губы щекочут мне ухо.

— Оставайся у меня, — говорю вместо приветствия.

— Я не могу, мне надо ехать, — в ее голосе слышится искреннее сожаление. И тут же начинает хихикать. — Ну и смешно же я буду выглядеть с утра в вечернем платье. Сразу всем будет ясно, что заночевала не дома.

— Не волнуйся, — заверяю ее. — Через час за мной заедет один товарищ, и мы отвезем тебя, куда скажешь. Ты где живешь?

— Я живу за городом. Но отвезти меня надо будет к подруге, я там переоденусь. А домой доберусь сама.

— Как скажешь. Давай пить чай.

— Давай, — соглашается она, продолжая крепко обнимать мою шею.

— Ты, наверное, не выспалась?

— Выспалась. Даже сама удивляюсь. Спала не более двух часов, по идее должна быть как разбитое корыто. А чувствую себя так, будто полноценно продрыхла всю ночь.

— Слушай, может, у твоей подружки есть такая же красивая приятельница, которая будет не против знакомства с бедным ментом? — накинулся на меня Василий, когда я, проводив Катерину до подъезда, вернулся в машину. — А то мне что-то снова жениться захотелось.

— Не знаю. При случае поинтересуюсь, — ухмыляюсь в ответ. Я заверил Катерину, что позвоню после обеда, и теперь мои мысли были забиты тем, какой неоспоримый аргумент привести в пользу того, что нам вновь необходимо встретиться, и какое мероприятие придумать. Не приглашать же второй вечер подряд в ресторан.

— Э-эй! Ты слушаешь меня?! — орет в ухо Василий. — Или я с рулем разговариваю?

— Извини, задумался, — смущенно обращаю на него внимание. Оказывается, мы уже подъезжаем к мастерским. — Сейчас приедем, чаек заварим, и тогда расскажешь все по порядку.

В мастерских по случаю выходного дня никого не было. Включаю чайник и показываю оперу свое хозяйство. Судя по его равнодушному взгляду, столярное производство ему по барабану. Поэтому, как только вода вскипает, мы, кинув в кружки с кипятком по пакетику чая и по две ложки сахара, выходим во двор. Здесь Василич уже соорудил небольшую беседку для обеденного отдыха. В ней мы и устраиваемся.

— Ну, рассказывай.

Василий несколько секунд молчит, как бы собираясь с мыслями.

— А ты точно ни в какой конторе не служишь? — вдруг спрашивает он.

— Вот те крест, — дурашливо осеняю себя крестом и указываю рукой вокруг. — Ты же видишь, чем я занимаюсь.

— Тогда где ты так научился мотоциклы на полном ходу одной рукой останавливать? — подозрительно прищуривается Василий.

— Слушай, опер, — возмущаюсь я. — Ты мне допрос тут устраивать собираешься или рассказать о чем-то хочешь? Никто и ничему меня не учил! Само как-то получилось. Жить захочешь — паровоз остановишь.

— Ладно, — примирительно соглашается Суровцев, — будем считать, что не врешь. Может, у тебя это, ну, в критический момент высвободились скрытые резервы организма. Ученые и разные каратисты утверждают, что такое возможно. В общем, вчера, после твоего рассказа я подумал, если ты способен в одиночку местных тузов за жабры брать, то мне, менту, сам бог велел с ними не церемониться.

Василий вынул из кружки пакетик и поискал глазами, куда бы его пристроить.

— Оставь на столе, — сказал я и подумал, что надо сказать Василичу, чтобы соорудил у беседки какую-нить урну.

— Я, конечно, мент, и поэтому обязан действовать по закону, — продолжил Василий, помешивая ложкой чай. — Но какой смысл от закона, если настоящие преступники ему неподвластны? Какой смысл от правосудия, которое не на стороне правого, а на стороне денег и власти?! Да и после того, как стал соучастником твоего вчерашнего бенефиса на сараевской даче, корчить из себя законопослушную целку нет смысла. Также я понимаю, что, действуя подобными методами, уподобляюсь тем, против кого действую. Но, раз уж, судя по всей человеческой истории, равенства и братства никогда не было и быть не может, то мне гораздо приятнее будет чувствовать себя сверху…