Строительство Припятской линии курирует лично Юрий Долгоруков. Вдоль всей реки тоже рассредоточены кадрированные части и работают резервисты. Дай бог, чтобы не было войны подольше, а то задолбаемся в возможной неразберихе. Система сырая и толком не продуманная, вдруг сбойнёт в самый ответственный момент?
Впрочем с пруссаками и поляками у нас вполне добротный мир. Первые сдают в аренду свои войска англичанам, чтобы воевать с французами. Вторые делают то же самое, но служат лягушатникам, зарабатывая денюжки и накапливая боевой опыт.
Прикольно, если их уния в один прекрасный день объявит войну Австрии, чтобы захватить кое-какие территории. Полякам — Галиция и Лодомерия, а Пруссии — Богемия.
— И что тогда будет?
— Павел Петрович, тогда Священная Римская империя может распасться на части. Или австрийцам придётся отдать эти земли без боя. Французы уже переходят в наступление и на следующий год захватят ряд территорий. Если они возьмут под свой контроль Швейцарию, то европейский фронт расколется пополам.
Французские войска в этом году вышли повсюду к Рейну (кроме Голландии, разумеется). Так что на следующий год начнут его форсировать в разных местах.
Испанцы свой фронт ещё держат, но вот-вот франки уже сами вторгнутся в зенли соседа, так как освободили свои.
Альпийская армия под командованием Александра Дюма (не совсем того самого, который «Три мушкетёра», всего лишь отца будущего писателя) удержала Савойю. А их южный сосед, Итальянская армия (где наш дружище, Наполеон, начал свой путь) уже оправилась. Эпидемия, английский флот и русский корпус откинули эту разновидность французов, но всё хорошее кончается. «Счастье не вечно, Люсьен ушла, нищий старик просит в раю…» — эти слова из песенки поясняют ситуацию. Русских я забрал и австрияки взвыли — в сентябре откатившаяся революционная армия снова перешла в наступление. Пьемонт оказался под угрозой захвата.
Боня прислал мне письмо, где хвалился этим, а также поделился тем, что познакомился с дочерью какого-то миллионера.
— Ваше высочество, умоляю вас предоставить войска, чтобы остановить агрессора, — нудел австрийский посол, — на этот раз всё будет соблюдаться, как положено.
— Господин посол, вы не можете гарантировать исполнение собственных обещаний, к чему тогда наша беседа?
— Но мы должны всей Европой отдать последнее, чтобы революция не пришла в наши страны.
— Повторяю, сейчас Россия занимается строительством оборонительной линии на западных границах. Вы готовы вложить десять миллионов рублей в качестве аванса?
— А сколько солдат вы отправите в Пьемонт за эти деньги?
Чувствую, что австрияк мыслит прежними категориями и придётся всё раззжёвывать подробно.
— Повторяю, что это всего лишь аванс, но он должен быть выплачен сейчас. Тогда, к середине лета, я отправлю в Нижнюю Австрию 50-тысячный корпус для защиты Вены…
— Нет, нас это не устраивает! — посол прервал меня, даже не дослушав до конца.
— Ну, что же, нет так нет. Можете идти, аудиенция закончена.
Специально загваськал зануде мозги, чтобы он больше не выпрашивал халявы. И вообще отстал на полштанины. Мы, Романовы сегодняшнего дня, не собираемся бросать своих солдат в бои. Максимум, можем предоставить корпус для защиты коронных земель той же Австрии на 2–3 года. Тогда австропузы получат возможность отправить своих гвардейцев на фронты, где они могут погибнуть с честью и славой. Странно, но такие варианты европейцев почему-то не устраивают.
Как ни странно, но жуть, которую я нагнал в период службы Правителем, имела определённый постэффект. Чиновники временно абстрагировались от хищений, что сразу же сказалось на состоянии казны. Если так пойдёт хотя бы год-другой, то получим рекордные годовые доходы.
Императрица тоже сократила количество мероприятий, сосущих кучу бабла из «романовского общака». Видимо пример подаёт верноподданным. Ещё одно полезное для экономики деяние создал Павел Первый, издавший указ «Об ограничении выездов в Европу».
— Они слишком много денег там тратят, — пояснил император на совете.
— А не приведёт ли это к недовольству? — поосторожничала Екатерина, — всё-таки урезание дворянской вольности.
— Вольницы, ваше величество, вильницы, а не вольности, — резко отпарировал отец, — пора её урезать.