«Свой человечек» из Норсбрука позвонил, когда Второй Отряд остановился на обочине трассы: Парус запросился «на горшок». Кирус отошёл с телефоном подальше от галдящих сослуживцев: его потряхивало, не мог их больше слушать, не мог сосредоточиться… Закуривая последнюю сигарету из недавно купленной пачки, он принимал новости: утром будет показательное построение с пресс-конференцией, назревает какой-то серьёзный движ, в курилке только и разговоров, куда делся Хорнвуд… В торопливую речь «своего человечка» вплелись короткие гудки: параллельный звонок. Быстрый взгляд на экран – и Кирус до хруста вжал зелёную кнопку:
- Любана!.. – и закаменел весь, услышав из трубки мужской голос.
- Ну привет, «Мушш»! Известный также как Кирус… Это руководство дредфортской базы. Твоя баба у нас. Она брюхатая, нос курносый, кольцо у неё с печаткой, а подмышкой слева шрам, если вдруг не веришь.
Отклеившись от пересохших губ, под ноги упала тлеющая сигарета. Визгливая трепотня Вареши, бубнёж Паруса – остались вдруг далеко-далеко, в другом мире, а в этом – был только давящий на уши гул крови.
- Пусть что-нибудь скажет, – выдавил Кирус мёртвым голосом.
- Обойдёшься! Пореши Рамси Болтона и предоставь труп любому из наших людей. Иначе даже не представляешь, что с ней будет. Начнём, пожалуй, с принудительных родов!
- Пусть что-нибудь скажет!!! – рявкнул Кирус чокнуто, срывая голос, но в трубке уже повисли гудки.
Сил осталось только доковылять до кровати и рухнуть. С приятной усталостью пришла и боль: в распухшей стопе и во всём избитом теле, – но Рамси только тихо улыбался, прижмурясь. Боль не значила ровным счётом ничего, как и то, что постель была чужая, и полотенце, которым он вытер, искупав, питомца и себя, – тоже кем-то пользованное… В его мире, выстроенном заново из кусочков, пока не было места брезгливости, была только прохлада простыни и упоительное тепло Вонючкиного тела, льнущего к рукам. Счастье и запредельный уют: прижаться каждым дюймом кожи и пропитываться насквозь, ни о чём не думая… Ближе, ещё ближе.
- Потрогай меня, – приказал Рамси глухо, уткнувшись переносицей, лбом, зажмуренными глазами в горячую жилистую шею.
- Как, мой лорд?.. – с испугом поразился Вонючка; он жался всем телом, но руки так и лежали беспомощно распрямленными: одна под боком хозяина, вторая поверх. Незыблемое правило: не цапать лапами!
- Руками. Обними.
И, дрогнув едва заметно в первую секунду, Рамси с глубоким вдохом вытянулся всем телом – ощущая кожей ошрамованные запястья, тёплые широкие ладони, подушечки каждого из девяти пальцев, прижавшихся робко и неверяще. Тревоги не было. Не было ни духоты, ни неудобства, ни загнанного глубоко в подсознание панического страха. Только тихое-тихое завороженное мурлыканье – тепло, уют, тягучее упоение…
А ещё – нелогично и невероятно – защищённость. Он был теперь в безопасности.
И будто признавая поражение, будто поверяя самую постыдную тайну, самую горькую слабость, Рамси выдохнул возле Вонючкиного уха – едва слышно, обречённо:
- Я тебя люблю.
Вонючка замер. Даже дышать, казалось, забыл. Восхищённо всхлипнул…
«Я тоже! Тоже, больше жизни! Жизнь за вас отдам!» – Рамси видел это в Вонючкиных глазах. Слышал в сдавленном, безумно счастливом пёсьем скулеже. Любовь-благоговение – в этом и был весь Вонючка, и ответные слова его были необязательны. Обязателен был только он сам. Рядом. Всегда.
- Завтра будет бой.
Рамси взял онемевшего питомца за голову – крепко, обеими руками, прижал большими пальцами тонкие хрящики ушей, потёр – никак не натрогаться. Глаза в глаза – до сладкой боли растворяться в обожании.
- Я разрешаю тебе применять насилие к кому угодно, разрешаю навсегда, – твёрдо, раздельно произнёс он, упираясь лбом в Вонючкин лоб. – Я разрешаю тебе говорить с кем угодно, если от этого зависит наша безопасность. Ты не погибнешь из-за блоков. Никогда больше.
- Спасибо, мой лорд… – севшим голосом шепнул Вонючка. – Я… счастлив буду защищать вас… И сохранить жизнь вашему ценному имуществу! – он просиял и прижался ещё ближе, ещё сильнее, всё так же влюблённо таращась. – А трогать вас мне тоже всегда будет можно? – выдал опьяневшим от счастья голосом – и, извиняясь всем видом и за нахальство, и за слишком явный рельеф своего тела, беззащитно заморгал.
Рамси прижмурился в ответ на прямой сияющий взгляд. Каким далёким казалось теперь прошедшее утро – какой-то другой жизнью, не-жизнью, что ли: всё то отчаянье и отвращение, когда Рамси, увидев по телевизору свою «вылеченную», «бывшую» игрушку, подумал, что это уже не Вонючка… И внезапным ярким осознанием, вспыхнувшим за какую-то секунду, – он понял: даже если это Теон Грейджой – непривычно болтливое и даже нагловатое существо, – то в этом нет катастрофы. Пока это существо смотрит с таким обожанием, ловя каждый звук, пока прикасается так, будто в этом счастье всей жизни, – вообще ничего больше не важно.
- Не обтрогайся при людях до неуместных эффектов… – благодушно буркнул Рамси и легко перевернул питомца на спину – тот всё так же невесомо-бескостно подчинялся каждому движению, и все сомнения были смешны.
Обхватив его, уложив голову на ошрамованную грудь, на перекрестье выжженного железом рисунка дыбы, Рамси успокоенно прикрыл глаза. Пропитываясь теплом и глухим ритмичным стуком. Счастьем… И выдал отчего-то вслух:
- Чёрт знает, смогу ли когда-то уснуть, не слыша, как у тебя сердце колотится.
- Вы для меня весь мир, – шепнул Вонючка неловко, сумев наконец облечь своё обожание в слова, но хозяин уже спал.
- Ну здравствуй. Убьёшь меня снова? – Русе Болтон усмехался легко и тонко, самоуверенно – будто знал наверняка, что даже мёртвый будет причинять боль ещё столько ночей, сколько выдержит его сын, прежде чем сам издохнет.
- Да, – отозвался Рамси, глядя прямо и безмятежно, потому что иначе и быть не могло.
Он не видел, но чувствовал, как собралась за его плечом бархатно клубящаяся темнота и стекла вниз, ласкаясь к ладони.
Он распрямил всего один палец, указав вперёд, – и из-под его руки что-то метнулось на отца, обретая в прыжке песочный окрас и покатую собачью голову. Огрызки ушей – широкие лопатки – хвост – пёс обрушился на Русе, как выплеск воды, и от короткого всхрипа Рамси блаженно прижмурился. Он не чувствовал боли, наконец-то не чувствовал боли…
К нему повернулась залитая кровью морда – клинки зубов, тяжёлая челюсть – собачья улыбка, полная обожания. Глаза пса были широко расставлены и лазурны.
- Прощай, отец, – шепнул Рамси, принимая тьму обратно под ладонь.
Комментарий к 22. В этой тёплой крови (1) Иллюстрации и музыка:
https://vk.com/wall-88542008_2782
https://vk.com/wall-88542008_2800
====== 22. В этой тёплой крови (2) ======
- Да мне плевать, что город оцеплен! Прорвёмся по отдельности, мы Второй Отряд! – Кирус рычал в трубку так, что будь телефон живым существом – у него бы от испуга остановилось сердце. – Вы там соображаете, что княваете?!
- Кирус, э-эй! Кир, ну тихо! – всей обаятельной физиономией излучая дружелюбие – и ею же немало рискуя, – к разъярённому сослуживцу аккуратно подобрался Волчий Хрен. – Кирус, дай ты мне этот телефон, перетру сам с придурками, а то только бесят тебя, вон око уже коцается… – Руки на виду, взгляд невинно-доверительный, милейшая котячья улыбка – подкатывать этот пройдоха умел лучше всех. – Давай! Там ребята рёбрышек купили копчёных – прикинь, прям на заправке продаются – иди дирани, не жрал же с обеда… Во-о так, отлично, сейчас подманцую им мозги!
Волчий Хрен осторожно вынул из пальцев-тисков Кируса клёпаный «кирпич» – и Парус с Ноздрёй, уже готовые было навалиться со спины и держать, тихо отступили.
- В общем так, ребята… У нас тут накладочка вышла, – жизнерадостно-заботливо запел переговорщик в трубку – точь-в-точь как своим «тёлочкам». – Встречаемся, значит, у южного въезда в город – да-да, мы сами к вам подрулим, без проблем – и пробиваем оцепление все вместе… А потом подхватываем в городе шефа – и на базу, покажемся журналюгам!..
Быстрый взгляд через плечо – Кирус, ссутуленный и бледный, стоял с Когой и Варешей возле машины и безжизненно таращился на мясистое рёбрышко в руках.