Только минут через десять драка закончилась. Молодая волчица задушила Старую и уже мертвую и неподвижную, несколько раз куснула за брюхо... Хрипло дыша и чуть покачиваясь от усталости, словно в заторможенном состоянии, она подошла к Вожаку и лизнула его в морду, показывая годовалым волчицам, что она стала избранницей Вожака, теперь и навсегда...
Количество волков в стае таким образом сократилось до четырёх - Вожака, молодой двухгодовалой волчицы и двух сучек - сеголеток....
Вскоре Вожак и Молодая, покинули стаю и поселились отдельно...
Сеголетки - волчицы пытались ходить вместе с Вожаком и Молодой, но та бросалась на них и покусала несколько раз. Напуганные волчицы стали жить неподалеку от взрослой пары...
Вожак хорошо знал эти места, вдоль речной долины, и потому, вскоре они нашли, старую нору барсука и расширив входы, стали готовиться к рождению волчат: натаскали внутрь сухой травы и гнездовая камера под землёй стала мягкой и уютной...
До последних дней ходили они вместе на охоту, парой, и несмотря на то, что живот волчицы отвис и появились набухающие в ряд соски, молодая двигалась легко и быстро...
Однажды, во время похода - поиска, увидели волки из кустов пасущуюся косулю, на опушке на другой стороне поляны. Молодая залегла в сухую невысокую траву, а Вожак стороной кустами обежал поляну, и начал подкрадываться к ничего не слышащей и не чуявшей косуле. Она тоже была с большим уже животом, и готовилась родить двух косулят.
Не успел волк подобраться к жертве поближе, как волчица вышла из укрытия и на виду побежала к косуле, которая от страха себя не помня, метнулась назад, в лес, где её тяжёлую и нерасторопную перехватил Вожак и сбив в сухой, серый бурьян, из старой засохшей малины, загрыз почти мгновенно прокусив ей длинную шею.
Подскочившая волчица, в последний уже момент, неловко подвернулась под сильные задние и длинные ноги косули и та лягнув ими, чуть ли не при последнем дыхании, ударила своими острыми чёрными и твёрдыми копытами по животу Молодой. Та взвизгнула от боли, и тут же, вцепившись в туго натянувшуюся на тяжелом брюхе косули, шкуру, разорвала набрякший живот, и внутренности вывалились наружу, а косуля умерла.
Но удар был так силён, что волчица уже наевшись парного мяса и напившись крови, вдруг стала вылизывать своё живот с синеватой ссадиной на молочном соске.
К остаткам косули волки приходили ещё два дня, а вскоре и время рожать подошло для Молодой...
Волчица почти все последние дни проводила в норе или поблизости от неё...
Перед самыми родами, она стала раздражительной и агрессивной, начала бросаться на Вожака, когда тот, по вечерам, приходя с охоты подходил к самой норе, принося куски окровавленного мяса или пойманных птиц.
Волк вяло отбивался от наскоков и всегда убегал, а потом лежал в кустах за пригорком от норы и дремал, настороженно вслушиваясь в тишину сумерек...
...Весна была поздняя.
Вдруг, после оттепели наступили холода, и повалил мокрый плотный снег. Он сыпал целый день и ночь, завалив округу, покрыв сверху белым чистым покрывалом и ранние проталинки, и влажный ноздреватый полу растаявший снег в чаще и в ложбинках.
На следующую ночь волчица родила четырёх мёртвых и одного живого волчонка. Мёртвых она тут же, едва отойдя от родовых схваток съела, а выжившего вылизала и он, слепо тычась мордочкой ей в брюхо стал сосать молоко.
Наевшись он тут же засыпал, а проснувшись через какое-то время, вновь принимался сосать, тычась безволосой мордочкой, с закрытыми ещё глазками, в густую шерсть на боках матери, выискивая привычный сосок.
Наутро после родов, Вожак, услышав сквозь дрёму, писк волчонка в неглубокой норе, вздрогнул, вскочил возбуждённо, и стал рысью бегать по окружающим кустам, высматривая что - то и вынюхивая...
Он в очередной раз сделался отцом, и теперь, на него ложилась ответственность за прокормление волчицы и потомства...
...В это время, в окрестности лесного озера, неподалёку от которого, в густом ельнике была волчья нора, по грязной просёлочной дороге пришёл человек и выбрав на бугре поросшем вереском и молодыми соснами прогалину, протаявшую до земли, стал устраиваться на ночлег.
Он, в прошлый свой поход сюда, обходя озеро вокруг, вдруг увидел и вспугнул с солнцепечной стороны берега, одного за другим двух черных, шумящих при взлёте крыльями, глухарей. Теперь он пришел проверить, нет ли тут глухариного тока...
Сбросив рюкзак под дерево, стараясь не шуметь, человек заготовив дров для ночного костра, долго сидел под деревом на рюкзаке и слушал окружающий темнеющий лес...
Через полчаса молчаливого и тихого сидения, человек вдруг услышал за озером, ледяную поверхность которого, он, уже едва различал в сумерках, сквозь сосняк, собачий, как ему показалось лай.
Внятно и раздельно, толстым басом "собака" пролаяла несколько раз, и человек насторожился. "Откуда - думал он - здесь быть собаке. Да ещё такой крупной? Ближайшая деревня километрах в десяти отсюда".
Но лай прекратился, и человек перестал об этом думать...
На лес опустились ночные сумерки и прервав наконец невольное оцепенение, нежелание нарушать гулкую настороженную тишину, человек встал из под дерева и принялся разводить костёр и кипятить чай.
Сырые дрова, вначале нещадно дымили, и он, отворачиваясь от дыма и набрав полные лёгкие воздуха, сердито дул на тлеющие веточки, пока язык пламени не вырвался на поверхность костра, и после дрова, потрескивая, разгорелись. Появившийся огонь, осветил небольшую зелёную полянку среди снегов, и большая человеческая тень, упала на застывшие неподвижно, сосны, вокруг полянки.
Яркое пламя, как бы отодвинуло освещённое пространство, и костру, теперь уже уверенно, противостояла темнота, внезапно надвинувшаяся на весь остальной мир...
Поужинав, он, устроившись на подстилке, прилёг на правый бок и задумавшись долго наблюдал за игрой язычков пламени и светящихся фиолетово розовым угольков в костре, которые иногда с шипением и сухим треском стреляли, испуская наружу из влажной древесины, струйки серого пара.
На фоне белых полотен снега кругом, темнели в ночи застывшие в мрачном молчании стволы деревьев, при разгоревшемся костре дававших тёмные тени, теряющие чёткость очертаний в десяти шагах от огня...
... Волк в этот вечер, как обычно лежал в своём убежище неподалёку от норы и услышав чуткими ушами шевеление человека на прогалине и треск ломаемых веток, он взлаял несколько раз, давая понять, что он здесь, и сторожит нору.
Всю ночь он чуял смолистый запах костра, слышал треск влажных, стреляющих дров и не утерпев, во второй половине ночи, подкравшись по берегу озеринки, сквозь кусты, наблюдал игру света, мелькающего в тёмной хвое ближних деревьев и шевеление дремлющего у костра человека...
Поутру, перед рассветом, над лесом поднялся ветер, зашумел сосновой и еловой хвоей и рано проснувшийся человек, выйдя на дорогу, долго и неподвижно стоял вслушиваясь и всматриваясь в беспокойно качающийся под ветром, лес. ... Глухарей он не слышал, да и на мог услышать.
Матёрый, неделю назад, на восходе солнца, скараулил, уже по окончании тока, глухаря - токовика, слетевшего на землю и поймал его уже на взлёте, в высоком, точном прыжке.
Капалуха, сидевшая на земле неподалёку, с громким испуганным квохтаньем взлетела на сосну, а увидев волка, прижавшего пойманного глухаря лапами к земле, тут же сорвалась с ветки, и с тревожными криками улетела...
Вспугнутые и оповещённые капалухой об опасности, глухари, перестали прилетать на ток, а если и появлялись, то сидели тихо на ветках, а вскоре после рассвета улетали в окрестные ближние сосняки и продолжали там свои песни и драки: на земле, на снегу, или на тёмных проталинах...
Много позже, уже в городе, человек вспомнив этот загадочный басовитый лай в глухом безлюдном лесу, вдруг понял, что это был лай волка и что где - то неподалёку, была там волчья нора - логово...